почаще в раковину водку выливать, а то сейчас валялась бы рядом, – смеялась она, держа Людмилу за талию и толкая ее вперед. Девочки быстренько застелили постель и уложили мать, не раздевая. Рядом поставили «дежурный» тазик (как говорится «на всякий случай») и литровую кружку с водой.
– Я пойду, – Катя осмотрелась кругом, – все вроде в порядке. Или вам помочь и убраться на кухне?
– Не надо, теть Кать, – замахала руками Лена, – не мучайтесь, идите спать, мы сами все сделаем и уберем. Спасибо вам за все.
– Да ладно, – Катя шмыгнула носом, – хорошие вы детки. Храни вас Бог!
Девчонки мыли на кухне посуду и наводили порядок.
– Значит так, – Лена решительно прервала затянувшееся молчание. – Завтра же я схожу к папе на работу и поговорю с ним.
– Мы с тобой, – близняшки уставились на старшую сестру огромными глазами.
– Нет, завтра я пойду туда одна, все узнаю, обо всем расспрошу, а потом мы посмотрим, как быть дальше, – Лена была непреклонна.
– Ладно, только ты нам потом все-все расскажи, – Наташка хотела еще что-то сказать, но ей вдруг стало очень тяжело и слезы против ее воли побежали по щекам.
– Так, молодежь, сейчас не время сопли распускать. Все завтра. Доживем-увидим, – Лена закрыла кран с водой и пошла в гостиную смотреть телевизор.
Ночь прошла под звучный храп, а утром, сославшись на дела, Лена направилась на работу к отцу. Девчонки остались с матерью, тяжело переживавшей похмелье. Людмила лежала пластом и испытывала жесточайшие муки. Однако, эти страдания не давали ей времени и сил ковыряться в ранах, нанесенных мужем и отодвинули их на задний план.
– Ох, Мариш, принеси, пожалуйста, мокрое полотенце, – раздавались стоны со стороны дивана. Только к двум часам дня Людмила смогла с грехом пополам встать с постели и доползти до кухни, чтоб хоть немного подкрепиться. К этому времени Лена уже ехала домой. Разговор с отцом был для нее тяжелым испытанием.
Она ждала его у проходной, он вышел, обнял ее и, словно ничего не произошло, спросил, как дела.
– Плохо, папа. Все плохо. Ты объясни нам, что произошло? Мы чем-то тебя обидели или мама провинилась?
– Дочка, ты взрослая уже, все понимаешь. Я ничего от тебя скрывать не буду, – Борис присел на бордюр газона и закурил. – Я давно собирался так поступить, просто сначала не мог решиться из-за вас, вы еще совсем маленькие были, потом вроде как-то все наладилось. А потом мы поехали на юг.
– И что? Ведь все было так здорово! Это были лучшие дни в нашей жизни.
– Это так, дочка. Я провел с вами самые лучшие дни. Последние дни. И именно там я понял, что больше не смогу быть с вашей матерью, ни одного дня больше, ни одной минуты. Это был предел. Не буду вдаваться в подробности, но именно там, у моря, я решил, что еще имею право жить. Жить так, как я хочу, не подстраиваясь под другого человека, не выискивая оправданий его поступкам.