махина бетонная за ним. Но огоньки горят – я видел.
– И что нам с этого строения? – фыркнула было Олеся, скептически изогнув бровь, но тут же сама себе ответила, загибая пальчики с короткими квадратными ноготками:
– Тепло – обсохнем. Люди – спросим дорогу. Телефон – сообщим Зубру, что потерялись. Туалет наверняка там есть… Ладно, Белов. Строение так строение. Пошли!
Не успел Миша глазом моргнуть, как Сазонова выскочила из машины под пробирающий до костей зимний ливень…
Забор без конца и края был куда выше, чем Мише показалось в первый раз. Унылая, окаймленная колючей проволокой серая стена уходила в бесконечность и растворялась в тумане. Тусклый свет редких фонарей проигрывал в схватке с непогодой, и темнота поглощала пространство метр за метром.
Миша и Олеся плелись вдоль железобетонной цитадели рука об руку, со скоростью пьяной улитки, то и дело спотыкаясь и поскальзываясь. Когда Олеся очередной раз чуть не ухнулась в грязный снег, Белов торжественно вскричал:
– Шлагбаум!
– Ч-чего? – громко выдохнула запыхавшаяся, промокшая до нитки Сазонова.
– Да вот же! Шлагбаум! Въезд! – Миша отпустил руку подруги и проворно закосолапил вперед. Счастью его не было предела: рядом с полосатым заграждением обнаружилось нечто вроде сторожки. Над входом красовалась надпись: «КПП. Посторонним вход запрещен». На кургузом оконце – толстые решетки. Это минус. Но за запотевшими стеклами приветливо желтеет лампочка Ильича. Это, бесспорно – плюс.
– Смотри, Лисёныш! Только нас и ждали, – оптимистично заявил Белов и шмыгнул покрасневшим носом. – Ты уж давай там, мать, вахтера обаяй, чтобы погреться пустил. Чайком-кофейком угостил.
Леся только фыркнула в ответ:
– Спорим на «Дербент» – закрыто.
Миша пожал плечами и рванул дверь на себя. Клин уютного теплого света вспорол мрак.
– Открыто. С тебя коньяк, мать.
Глава четвертая. КПП, пароль и безысходность
Контрольно-пропускной пункт оказался крошечной каморой, уступавшей по комфортабельности даже монашеской келье. Стол. Стул. На столе два допотопных телефона: красный и желтый. Рядом переполненная пепельница. На стене гигантская репродукция: Владимир Ильич Ульянов-Ленин, стоя перед народом на броневике, вещал о светлом коммунистическом будущем. За спиной вождя полоскалось на осеннем ветру красное революционное знамя. Воздетой дланью «дедушка Ленин» указывал на массивную железную дверь в противоположной стене. Эта дверь как раз оказалась заперта. И как ни старался Миша (а он и стучал, и кричал, дергал ручку, пинал упрямую железяку ботинком), попасть внутрь им так и не удалось.
– Да чтоб тебя черти взяли! – рявкнул он в который раз и врезал по двери кулаком. – Сколько мы уже тут торчим? И что ты, черт побери, делаешь?
Олеся восседала на единственном стуле и курила.
– Мы торчим тут где-то час, – зевая, протянула она. – Скоро полночь. А я, черт побери, жду.
– И чего ты, черт побери, ждешь?
– Трамвая!