в наличии и быстро спускать вырученные деньги, я думаю, она с удовольствием свою часть земли уступит новой хозяйке.
– Как-то все непросто, – произнесла Эма.
– А у меня всегда все непросто, – поделился Эдуард. – Такой уж я человек. Но мне нравится такая жизнь, я ни о чем не жалею. И еще я уверен, что однажды вернусь. Более того, сегодня я понял, что вернусь скоро.
Взгляд Мурашева изменился. Прозрачные глаза еще больше стали похожи на льдинки, а во взгляде отчетливо проступила безжалостность. Он смотрел через окно каюты вдаль, и Эме внезапно стало его так жалко, что захотелось немедленно обнять.
– Все будет хорошо, – произнесла она тихо, коснувшись руки Эдуарда.
Он с трудом оторвал взгляд от окна и взглянул на Эму так, словно она только что волшебным образом материализовалась в его каюте.
– Жалеете меня? – усмехнулся он.
– Ни в коем случае, – спешно ответила Эма.
Эдуард Мурашев снова перевел взгляд на море и добавил:
– Понимаете, я должен еще хотя бы раз побывать в этой деревне, подышать ее воздухом, почувствовать запах дома, спуститься к пляжу, побросать камни в речку Быструху. Как в детстве, чтобы подпрыгивали над водой.
Он повернулся и посмотрел на Эму долгим, проникновенным взглядом.
– Поверьте, дом великолепный, вам он точно понравится, вот увидите. А самое главное – вам не придется менять монограмму, – засмеялся он.
Эма увидела дом, и он ей понравился. И дом, и деревня и лес. Сестра Эдуарда – Марианна Мицкевич – назвала смешную цену за землю, а дом, как и настаивал Мурашев, достался Эме даром.
«Ты моя последняя любовь, Эма» – сказал он спустя год, держа ее ладонь в руках с начинающей желтеть кожей.
Их роман продлился недолго. Мурашеву по-прежнему был закрыт въезд в Россию, и Эма постоянно летала в Лондон, разрываясь между ним и работой над книгой. Ирина Эдуардовна боялась дыхнуть на эти отношения, удивив непривычным отсутствием назойливости в теме замужества. А Эдуард, в свойственной ему осторожной манере прощупывал возможную реакцию Эмы на предложение.
Эме нравились его интеллект и уверенности в себе. Эдуард Мурашев бесспорно обладал харизмой, но был плох в постели, по его признанию бесплоден и не здоров. А его открытая категоричность в вопросе усыновления ребенка ставила жирную точку в теме возможного брака с Эмой. И на вопрос о размере ее безымянного пальца, она ответила, что не носит колец и в ближайшее время не планирует.
Эдуард Мурашев не обиделся на плохо прикрытый отказ, в очередной раз, восхитившись Эмой Майн. Он огорченно улыбнулся и лишь посетовал на то, что не встретил ее раньше, когда был молод, здоров и не обременен грузом потерь, без которых, впрочем, он не стал бы тем самым, легендарным Мурашевым.
Эдуард не ждал от нее ярких чувств. Называя Эму своей большой и последней любовью, он хотел от нее лишь одного – внимания. Как и мечтал, Эдуард вернулся на Родину. Он приехал в деревню Гора, где вручил Эме ключи и оригинал дарственной на дом, так и не согласившись принять за него деньги. Они не