Ведь если б не мои труды, то хер бы вы достигли славы».
Намёк был на то, что об отдельных фигурантах, о которых он писал, общество в широком смысле узнавало исключительно из его публикаций. Самое интересное, что после этого обращения количество исков к Витковскому несколько уменьшилось.
О журналистике Гриня мечтал всю жизнь, но настоящим журналистом стал довольно поздно – почти в сорок лет. Тогда, когда в СССР уже разрешалось быть журналистом беспартийному еврею.
А до работы в газете Григорий Зельманович Витковский после окончания именитого Института инженеров железнодорожного транспорта пятнадцать лет трудился на железной дороге. За эти годы он прошёл путь от любви до ненависти к стальным магистралям и достиг средних чинов. Выше его не назначали. Одни утверждали, что это из-за фамилии, имени и особенно отчества. Другие – что из-за того, будто он был дважды недостоин стать членом КПСС. Но и те и другие сходились на третьей причине: Гриня не умел и не хотел лизать задницу начальству. Всегда в лицо говорил правду и даже писал её в различные газеты.
В конце перестройки, после того как на выборах в горсовет Витковский не дал пройти в депутаты своему непосредственному начальнику, он понял, что больше в МПС ему ловить нечего. И ушёл работать в газету. В самую новую, в самую демократическую и антикоммунистическую газету областного центра, которую возглавлял его бывший одноклассник.
Благодаря тому, что жизнь областного центра Гриня знал плохо, а принципов советской журналистики не знал вообще, его первая публикация произвела фурор. Витковский не понимал, о чём можно писать, а о чём нельзя, а потому написал правду. О некоем Валентине Смагине, «прихватизировавшем» к тому времени значительную часть городских магазинов. Как потом рассказывал Грине ставший впоследствии его другом Лёня Урицкий, когда он прочёл статью о Смагине, подумал, что жить автору осталось не больше недели. Потому что Валик Смагин был не кем иным, как Валиком Дреком, главным криминальным авторитетом города, отправившим в мир иной почти всех, кто ему мешал и сопротивлялся. Но Гриня об этом тогда не знал, как и его главный редактор. А Валик Дрек не тронул Витковского и газету только потому, что не мог понять, кто за ними стоит. Потому что и он, и другие считали: раз газета и журналист позволяют себе наезжать на такого человека, значит, за ними стоят ещё более мощные силы. А за Гриней на самом деле никто не стоял. Это был блеф. Но та первая публикация превратила Витковского в самого смелого и честного в городе журналиста. К нему стали обращаться за помощью люди со своими проблемами. А Гриня, используя свой журналистский дар, старался всем им помочь. И когда секретарши, хозяйки высоких приёмных, не говоря уже о низких, докладывали своим боссам, что их спрашивает журналист Витковский, то боссы если и не падали в обморок, то уж успокоительное принимали обязательно.
– Григорий Зельманович, вас тут две девушки спрашивают, – сообщила Грине секретарь редакции Маринка.
Надо сказать, девушек Витковский любил весьма и весьма. Несмотря