является зло.
Вопрос о смысле жизни является самым актуальным среди всех вопросов.
За последние годы в России изданы «Миф о Сизифе» А. Камю, «Человек в поисках смысла» В. Франкла, «Смысл жизни» С. Франка, «Иметь или быть?» Э. Фромма, двухтомник Ф. Ницше и отдельно – «Так говорил Заратустра», работы С. Кьеркегора, Ж.-П. Сартра, А. Мальро, не говоря уже о трудах Вл. Соловьева, а также Н. Бердяева, Г. Федотова, Л. Шестова и других российских философов, изгнанных из России в 1922 г. или же уничтоженных ГУЛАГом… А в первом выпуске «Одиссея» сразу две статьи о жизни и смерти: С. Беликовского («Культура как полагание смысла») и А. Гуревича («Смерть как проблема исторической антропологии»). На конференции молодых социологов был представлен доклад О. Борецкого о социологии «в танатологическом измерении». И далее: Ф. Арьес «Человек перед лицом смерти», А. Лаврин «Хроника Харона: Энциклопедия смерти», сборник «Бездна: „Я“ на границе страха и абсурда», танатологическая подборка в «Ступенях» (1993, № 1) и т. д.
Итак, наши соотечественники получили впервые за многие десятилетия «ударную дозу» смысложизненной литературы. Вообще-то, нормальный человек в нормальном обществе не может не задумываться (хотя бы иногда, хотя бы лет в 11–12 – возрасте гениев!) о смысле жизни, смысле собственного существования. Вся «Книга Екклесиаста, или Проповедника» – дань этой проблеме (с небезызвестным выводом: «Суета сует… суета сует, – все суета!»). В конечном счете именно от «решения» этого вопроса каждым для себя зависит избираемая индивидом стратегия жизни и тактика поведения. Более того, быть может, размышления о смысле существования, а значит, и о смерти – единственное, что принципиально отличает Ното sapiens от всех остальных животных, которым в большей или меньшей степени присущи и разум, и воля, и чувства, и, казалось бы, высшие, человеческие потребности: в признании, статусе, творчестве (поисковая активность).
Однако подданным тоталитарного государства, основанного на всеобщем единогласии и единодушии, задумываться было «не положено». Только один дозволенный «смысл» был – построение светлого будущего. Неудивительно поэтому, что сограждане отучились размышлять над самым актуальным среди всех вопросов. Да и сам вопрос о смысле жизни, будучи задан, способен чаще всего вызвать у многих людей лишь недоумение или усмешку.
Откуда же было взяться с малолетства экзистенциальным размышлениям, если родители заняты в первую очередь проблемой выживания. Самая средняя из всех средних школ в мире воспитывала оптимизм и патриотизм, а пионерская и комсомольская организации – преданность вождям мирового пролетариата и верность коммунистическим идеалам (или же «социалистическому выбору»). Так что о самой проблеме смысла жизни можно было узнать лишь из зарубежной литературы или же… из предсмертных записок самоубийц – жертв «экзистенциального вакуума» (В. Франкл). Например: «Не сумел своевременно понять свое назначение… Природа этого не прощает» (гр-н Б., 35 лет, инженер); «Все, что я задумал