тебя поддерживает близкий человек, можно свернуть горы.
Умяв четыре пирожка и допив чай, я помогаю маме сгрузить посуду в посудомойку, напоследок ее обнимаю и обещаю прежде, чем вывалиться за дверь.
– Завтра с Маришкой захватим тебя в одиннадцать и помчим в больницу.
– А, может, останетесь сегодня с ночевкой?
– Не могу. Дарья вернулась.
При упоминании имени невестки мама сжимает губы в тонкую линию, но никак новость не комментирует. Прижимается щекой к моей груди и мягко просит.
– Езжай осторожно, сынок.
– Не волнуйся.
Памятуя о том, что у мамы и без меня достаточно поводов для беспокойства, я осторожно маневрирую в прилично поредевшем потоке машин и ни разу не превышаю скорости. Притормаживаю перед пешеходными переходами, не гоню на желтый сигнал светофора и вообще чувствую себя образцово-показательным отцом, у которого на пассажирском сидении сзади в детском кресле спит ребенок.
Мариша, действительно, сладко посапывает, положив ладошку под щеку и, против обыкновения, не рассматривает проносящиеся мимо здания торговых центров, театров, высоток.
Засидевшись у мамы допоздна, домой по полупустой трассе я добираюсь гораздо быстрее, чем в час-пик. Оставляю «Ауди» на подземной парковке и бережно вытаскиваю племяшку из салона, стараясь ее не разбудить.
Ступаю осторожно, дышу едва слышно, издаю как можно меньше звуков. Поднявшись на лифте, максимально тихо проскальзываю в коридор и не включаю большую люстру, ограничиваясь настенным светильником.
– Милый, я дома! Привет!
Услышав скрежет ключа в замке, Дарья выскакивает меня встречать и создает столько шума, что хочется заткнуть уши и укоризненно покачать головой.
– Говори тише. Привет.
Строгим шепотом осекаю Дарью и подбородком указываю на Маришу, которая ворочается у меня на руках, но не просыпается.
Вот и хорошо.
Обмениваюсь красноречивыми взглядами с супругой и, разувшись, направляюсь в спальню. Укладываю племяшку в кровать, укрываю теплым одеялом, и только тогда она распахивает веки и хлопает длинными пушистыми ресницами.
Озирается по сторонам. Зевает. И крепко вцепляется в мою ладонь.
– Дядь Никит, ты же поспишь со мной сегодня?
– Конечно, солнышко. Искупаюсь, переоденусь и вернусь к тебе, хорошо?
Риша, как некоторые ее ровесники, немного боится темноты и находится вне зоны комфорта без мамы. Поэтому я так сильно стараюсь окружить ее уютом и теплом – не хочу спровоцировать дополнительные страхи.
Чмокнув малышку в лоб, я зажигаю настольную лампу, стилизованную под старину. Даю слово рассказать крохе сказку о персидском царе Шахрияре и его очаровательной жене Шахерезаде, после чего удаляюсь, плотно притворяя за собой дверь.
Яркий свет, оставленный Дарьей в коридоре, слепит. Безжалостная апатия наваливается, придавливая грудь бетонной плитой. И я бы куда охотнее предпочел сейчас запереться в ванной и принять контрастный душ, чем интересоваться у супруги, как прошло ее лечение в оздоровительном