печки, обложенный красивыми изразцами. Тепло, уютно было в маленькой комнатке Тонечки Шалагиной, и хозяйка, проснувшись, выпростала тонкие руки из-под пухового одеяла, потянулась всласть, а после долго лежала, глядя широко открытыми глазами в потолок и счастливо улыбаясь. В памяти у Тонечки продолжала звучать со вчерашнего вечера бойкая мазурка, и ей казалось, что она еще танцует, а напротив вспыхивают веселыми искорками карие глаза Максима Кривицкого.
– Господи, как хорошо! – вслух произнесла она и рассмеялась, а уже в следующее мгновение с ужасом прихлопнула рот ладошкой и, съежившись, потянула другой рукой на себя край одеяла. Хотела закричать, но голос пропал, дыхание пресеклось и в груди все захолодало, будто она проглотила ледышку.
В проеме бесшумно открывшихся дверей стоял высокий бородатый человек в нагольном полушубке, держал в руках валенки и быстрым рысьим взглядом окидывал комнатку, переступая на половице босыми ногами. Не выпуская валенок, он прикрыл за собой двери, сделал несколько шагов, оказавшись на середине комнатки, и неслышно опустился на колени, прижимая руку к груди. Шепотом выговорил:
– Барышня, родненькая, не губи, ради Христа. Пожалей. Не выдавай меня, я худого ничего не сделаю. Поимей милость, барышня…
За дверями зашумели голоса; человек, не вставая с коленей, быстро подполз к самому изголовью, распластался на полу и беззвучно скользнул под кровать. Уже оттуда, снизу, успел шепнуть:
– Христом-Богом молю, барышня, не выдай…
Дверь распахнулась. Разгневанная, в красных пятнах на лице, Любовь Алексеевна громко чеканила:
– И здесь можете осмотреть, но только учтите – так просто вам это не пройдет!
Из-за ее плеча выглянул смущенный Балабанов, оглядел комнату и доложил:
– Никого-с…
– Да не мог же он сквозь землю провалиться! – сердито пыхтел Чукеев. – Я же своими глазами видел! В дом он заскочил!
– Это вы будете обсуждать на улице, – прервала их Любовь Алексеевна, – кто куда заскочил и кому что померещилось. Прошу удалиться!
– Мамочка, что случилось? – у Тонечки неожиданно прорезался совершенно спокойный голос.
– Ничего, спи, – Любовь Алексеевна властной рукой закрыла дверь, и стали слышны тяжелые удаляющиеся шаги.
Тихо было в комнатке, так тихо, что Тонечка, повернув голову, услышала шорох собственных волос. Все случившееся казалось ей коротким сном, она не удержалась и ущипнула себя за руку – нет, не сон, явь, самая настоящая. Испуг прошел, и ей даже стало интересно – что же все-таки произошло? Почему в доме оказался этот странный человек и полицейские?
– Век не забуду твоей доброты, барышня, – донесся шепот из-под кровати, – помирать буду – вспомню. Спаси Бог тебя.
Беззвучно, как и заскользнул, человек выбрался из укрытия, выпрямился во весь свой высокий рост, и Тонечка внимательно его разглядела. Кудрявая русая бородка обрамляла молодое лицо; зеленоватые,