в половецких стойбищах и селищах бродников, собиралось в кучу. Потом добыча тщательно считалась и делилась. Десятая часть по закону шла Ратьше – воеводе степной стражи. Отсюда и столько железа накопилось. И не только железа. Так сколько еще продал! Оружие что в степи, что в соседних княжествах всегда пользовалось спросом и уходило по хорошей цене. Еще выкупы за знатных пленников. В общем, боярин не бедствовал.
По дороге, ведущей от крепости, спустились с холма, свернули налево, проехали березовую рощицу, обогнули небольшой холм, на котором расположилось маленькое сельское кладбище. Двенадцать деревянных восьмиконечных крестов стояло на холме. А чуть в стороне высился камень красного гранита в полтора человеческих роста.
Камень нашли на отмели в Проне. Ратьша увидел его, такой необычный для здешних мест, в прозрачной воде и приказал выволочь на берег, обтесать и отвезти на кладбище. Обтесать и отвезти получилось с трудом. Особенно – обтесать. Хотя и затащить на высокий берег далось непросто.
На само кладбище камень не позволил поставить батюшка Василий. Обычно мягкий и терпимый, здесь он уперся: невместно, мол, языческому символу стоять на православном кладбище. Ратислав смирился. Символ и правда был что ни на есть языческий, в память о матери, так и не принявшей христианство. Мать покоилась где-то на дне омутистой речки, на крутом берегу которой стояло сожженное теперь селение ивутичей. У этих сородичей Ратьши имелся обычай ставить памятные камни на пустых могилах родичей, чьи тела не удалось захоронить. Боярин своеручно высек на граните мерянский символ солнца. Получилось хорошо, вроде душа погибшей мамы поселилась здесь, у каменного столба.
Аршава, мать Ратислава, была не простой женщиной. Род свой она вела от славных вождей народа ивутичей. А народ сей в глубокой древности даже создал свое государство, которому покорились оба племени мордвы, буртасы и еще какие-то народы, имена которых по прошествии стольких веков канули в Лету.
Рухнуло государство ивутичей под ударами кочевников, хлынувших с востока в незапамятные времена. Звались враги вроде бы гуннами. Какое-то время выжившие прятались в лесных дебрях, смирив гордость и опустившись до уровня окрестных племен, но память о былом величии передавалась в народных преданиях из поколения в поколение.
К несчастью, хорошая память оказалась и у лесных народов, в окружении которых теперь жили ивутичи. И память не добрая. Они помнили, что когда-то ивутичи покорили их и долгое время держали под своим ярмом. Настала пора мести.
Несколько столетий продолжалась лесная война. В конце концов от когда-то могучего народа осталось несколько поселений, смирившихся с поражением и старающихся жить с соседями в мире. И соседи наконец-то оставили их в покое. То ли прошло уже слишком много времени и былые обиды забылись, то ли польза, которую приносили ивутичи, превысила память о тех же обидах… А польза имелась. В их народе много было колдунов и целителей, которые не