и Смутное время. Брат Евдокии Богдановны Сабуровой, первая жена (с 1571) царевича Ивана Ивановича, невестка Ивана IV Васильевича Грозного), ближайшего родственника царя Фёдора5. Только небольшая горстка воинов и горожан Орла не захотела изменить присяге.
“Поиде той Рострига съ Тулы и проде въ Серпуховъ, а изъ Серпухова прииде на рьку Московку. Тутъ же на рьки на Московкь всрьтоша его со всьмъ царскимъ чиномъ и власти приидоша и всякихъ чиновъ люди. Съ Москвы жъ рьки поиде къ Москвъ и проде въ село Коломенское и ста тутъ. Дню жъ тогда бывшу велми красну, мнози жъ людие видиша ту: надъ Москвою, надъ градомъ и надъ посадомъ, стояше тма, окромъ жъ града нигде не видяху. А ис Коломенского жъ поиде Рострига къ Москви, съ Москвы жъ его встритоша чисто всяме люди, со кресты жъ его дожидахуся на Лобномъ мьстъ. Онъ же Рострига сниде съ коня и проде ко крестомъ и начатъ пьти молебная, а ти Латыне Литва сидяху и трубяху въ трубы и бияху въ бубны. Съ Лобново жъ мьста поиде во градъ въ царсюе хоромы и начатъ пировати многие дни съ тою Литвою и съ своими советники. Людае же Московские многие ево окаяннаго опознаху и плакахуся о своемъ согрьшении и не можаху что содьлати кромь рыдания и слезъ. “ [14]
Народ жадно ловил вести об его успехах, однако, верховная власть всё ещё дремала в кремлёвских палатах. Только через три недели после известий о сдаче армии самозванцу, московские люди впервые услышали обращение к ним нового царя. Его грамоту гонцы Пушкин61 и Плещеев62 успели разгласить 1 (11) июня 1605 года в подмосковном большом и богатом Красном селе, похожем на город. Толпа красносельцев проводила гонцов в саму Москву и с ней не смогла справиться годуновская полиция. Народные массы слушали их грамоту на Красной площади и склонились на сторону нового царя. А в этот же день в Москве восставшие москвичи при поддержке бояр свергли правительство Годуновых.
Смит53 в своём “Путешествии …” привёл грамоту Димитрия, которую громко прочитали присланные им бояре. В грамоте Самозванец пенял народу, что тот проигнорировал прямые доказательства, касавшиеся “признания его ими за своего законного государя, как сына покойного царя Ивана Васильевича и единственного брата блаженной памяти самодержца Феодора Ивановича” [21], “они не только оказались столь надменными, что не ответили на его государевы письма, но даже имели дерзновение задержать его посланцев, и таким образом явно показали себя столько же настоящими ехиднами в отношении всего царства, удерживая его в неведении, сколько и изменниками своему истинному и прямому государю, лишая свободы его посланных; а своим молчанием явив ему явное доказательство своей виновности, вместе с тем предоставляли ему время и возможность покорить и погубить весь народ (еслибы только он не был прирожденным государем и не дорожил, как родная мать, жизнью своих возлюбленных чад).” [21]. Далее он указал “на приверженность к нему и на ежедневный переход на его сторону многих из знатных людей; между тем как они, недостойные и неразумные советники короны (ослепленные