спустил штанишки до щиколоток и попытался пописать сквозь перила. Мать прикрикнула на ребенка, в мгновение ока сграбастав его и утащив обратно через раздвижные стеклянные двери. К тому времени оба уже смеялись.
Мы с Рейчел обменялись улыбками.
– Дети, – сказал я.
– Мальчишки, ты хочешь сказать.
– Что, ты утверждаешь, будто девочки никогда не делают пи-пи на улице?
– Только не с высоты.
Мы шагали молча, и я обдумывал ее реплику.
– Маме я не сказала, – поведала Рейчел.
– О чем?
– О нас.
– Что о нас?
– Что мы поженимся, дурачок!
– Ах, это!.. – произнес я.
– Может, скажу при личной встрече.
– Пожалуй, неплохая мысль.
Мы подошли к открытому пространству ярдах в восьмидесяти от ближайшего дома. Я услышал, что сзади медленно подъезжает автомобиль, и инстинктивно увлек Рейчел на левую обочину.
– Шпендики, подбросить не надо? – донеслось до нас из этой машины.
Это была синяя «Камаро Супер Спорт» 1969 года с парой белых гоночных полос на капоте. В ней сидели несколько человек.
Говорил водитель – ровесник Рейчел, то есть возрастом под тридцать, со щербатым передним зубом и сальными волосами. Взгляд у него был остекленевший, как у наркомана, усердно потчующего себя ганджубасом. Когда заднее стекло опустилось, оттуда вырвалась туча дыма, заклубившаяся в бризе.
Затем подал голос один из пассажиров, ужасающе омерзительный чернокожий с толстыми губами:
– Деваху мы подвезем, – заявил он и добавил, обращаясь к Рейчел: – Эй, цыпа, не хошь чуток новенького? Залазь. Мы тя так прокатим, что ввек не забудешь!
– Отгребись, мурло, – отрезала моя спутница. – Или мой жених надерет тебе жопу.
Урод одарил меня пустым, унылым взором из-под приспущенных век:
– Чё, правда, папик?
– Проваливай, – ответил я.
– Че за говно, прям не верится! – проговорил чернокожий кому-то на заднем сиденье. – Сучка отвергает наши клевые покатушки. Наверное, у папика поблизости «Олдсмобиль». Мож, покатаемся, попробуем найтить… Мож, подпалим это твое угребище, а, папик?
Я в ответ посмотрел ему прямо в глаза:
– Будь мне нужна тачка, я бы надрал тебе жопу и забрал твои колеса, как и сказала дама.
Говнюки в машине взорвались, как аудитория Спрингера[1], когда Джерри выпускает на подмостки всякую голоту. В наш адрес посыпались бесчисленные угрозы, и кто-то с дальнего конца заднего сиденья – пацан в цветастой бандане – высунулся через окно и сбоку направил на меня пушку.
Сумерки уже сгустились, но не настолько, чтобы я не мог хорошенько разглядеть это изделие.
– Будь поосторожнее с этой штуковиной, – сказал я его владельцу.
– Ха! Ты уже не такой храбрый, правда, папик? – заржал целившийся в меня парень.
– Храбрее, – ответил я. – В этой говенной пушке все наперекосяк. Попробуешь выстрелить, и она взорвется у тебя перед носом.
– Если хошь, я пальну прям щас.
– Заплатил бы, чтобы увидеть такое, но у меня есть