скорбь, но в шелесте сухих стеблей Парвизу слышался нежный перепев листьев, так напоминающий голос Шартум, ее сладострастный стон и ее последнее слово с недосказанным желанием: «Камиум…»
Глава 3. Пророчества старой жрицы
– Камиум, Камиум! – перепуганная мать пробиралась через камышовые заросли и звала дочь.
Пока Мея толкла зерно для лепешек, озорница убежала к реке. А куда еще?! Уж сколько раз находили ее там! То сидит на берегу и смотрит вдаль на поднимающееся солнце, то джиду[38] собирает под деревом, то нарвет спелых головок рогоза, распушит их и наблюдает, как разлетаются пушинки…
– Тихо, мама, – недовольный шепот раздался снизу, и холодная ладошка прислонилась к голени.
Мея бессильно опустила руки. Всегда так: от страха все тело напрягалось, как тетива, а когда он отступал, с ним все силы уходили. Мея присела. Заросли ощетинились длинными острыми листьями, за которыми белело любопытное личико дочки. В ее озорных глазках горел неподдельный интерес.
– Что там? – прошептала Мея.
– Уточка… – дочка поманила мать ладошкой.
Мея раздвинула камыши, и тут же ввысь вспорхнула птица.
– Ну, вот… пришла, испугала птичку… – захныкала Камиум.
– Ладно, другая прилетит, – Мея решительно встала, оправила испачканную рубаху и взяла дочь за руку. – Идем, чумазая вся, а волосы колтуном, я тебе гребень дала, а? – Девочка, поджав губы от обиды, кивнула. – Почему волосы свои не расчесываешь, а?
– Гребень твой кусается и волосы мои дерет! – на высоких нотках, больше возмущаясь, чем оправдываясь, ответила Камиум.
– Еще бы не драл! – мать тащила ребенка, раздвигая камыши и злясь, что пришлось залезть в эти кишащие насекомыми заросли. – Чаще надо расчесывать! Посмотри, на кого ты похожа!
Камиум уставилась на мать. Огромные глаза, красивые, как у джейрана, смотрели с вопросом.
– На кого?..
Мея, забыв про досаду, улыбнулась. Ее сердце млело от нежности к этой маленькой баловнице. Присев перед дочкой, Мея откинула ее черные волнистые пряди со лба.
– Эх, овечка без стада, на мать ты похожа…
От удивления глаза Камиум стали еще больше, того и гляди выкатятся из орбит влажные белые шарики с крупными черными капельками.
– На тебя?.. – девочка обхватила ладошками голову Меи и, приблизив свое личико, потерлась носом о нос. Потом заливисто рассмеялась. – Ты тоже лохматая, что ли?!
Домой они вернулись веселыми. Но, помня слова Цураам, часто повторявшей, что балованная собака щенком станет[39], Мея в наказание заставила дочку не только терпеть, пока она расчесывала ее космы, но и помогать печь лепешки. Хотя последнее было девочке в радость. Она все с тем же природным любопытством наблюдала, как тонкий слой белого теста пузырился и превращался на стенках печи в румяный хлеб. А сколько потом было восторга в ее словах, когда вечером они все вместе садились кушать?! Камиум сама отламывала для отца кусок