скучно уставившись в голубое окно, под вентилятор мечтают об отпуске.
«It’s summertime and the living is easy…»
В чьем-то окне наверху пела Махалия Джексон. Ева поставила свой кофе на плиточный пол балкона и уселась поудобнее: спиной к стене, эффектными ногами в спортивных брюках цвета морской волны – в прутья ограждения; щурясь, поглядывая вниз, на мельтешащую улицу Галушкина. Спустя полных шестнадцать секунд, вяло отсчитанных про себя, на балкон вышла замешкавшаяся Рита с руками, занятыми сигаретами, спичками, ключами, стаканом с кофе и мороженым.
– Парилка, – проворчала Ева, пока Рита устраивалась рядом, оправляя широченную алую юбку, гремя браслетами на полных руках. – Мне кажется, обязательно будет дождь.
Рита ложечкой вынула мороженое из бумажного стаканчика, разделила на две части, одну плюхнув в стакан Евы, другую – в свой. Отпивая теплый кофе из-под сладкой глыбы мороженого, Ева, с равнодушным близоруким прищуром глядя вниз, на ярко-желтое пятно майки замешкавшейся на ступеньках общежития Саши, сказала:
– Кайф. Просто идеальный момент для самоубийства. Мне кажется, я понимаю, почему Педро выпрыгнул из окна.
Красно-рыжая, стриженная под каре Рита – крупная, яркая – взглянула на подругу любопытно – грустно и, коротко звякнув браслетами, закурила.
– Почему, сука?
Нежный болгарский акцент Риты самые скверные русские ругательства превращал в слова дружбы и любви. Именно она придумала «Клуб сук», куда по желанию могли войти все девушки, не страдающие от несчастной любви и мужской непостоянности – во всяком случае, стремящиеся не страдать. В клуб входил весь блок одиннадцать-двенадцать (Рита, Ева, ромашка-Дейзи и Селия), а также несколько сук с других этажей (Антоша с актерского тоже подбивал клинья).
Всем желающим узнать историю возникновения клуба и самого обращения «сука», Ева с веселой иронией рассказывала, что все началось с кубинки Селии, тяжко осваивавшей русский язык. Услышанное где-то слово «сука» покорило Селию простотой и краткостью звучания, так что она немедленно стала называть соседок по блоку этим словом. Едва обескураженные болгарки и Ева попытались протестовать, как Селия в отчаянии соврала, что по-испански «сука» значит нечто типа «моя дорогая», после чего слово таки прижилось. Когда позже от колумбийца Гонзо Ева узнала, что ничего подобного в испанском языке нет и перевод возможен только русский, это уже не имело значения – все привыкли. «Сука» утратила свою ругательность и, в конце концов, зазвучала невинно и даже с оттенком ласковости.
– …Почему, сука?
Ева попивала свой кофе – глиссе, щурилась и улыбалась.
– Когда вот так сидишь на балконе или в окне: экзамены успешно сданы с похвалами мастера, в кармане – билет домой, на сердце – ни следа печали, ни одной проблемы на сто верст кругом…
(Внизу, под козырьком входа сидела на ступеньках девушка в желтой майке и задумчиво курила).
– …Он допил свой кофе,