бурной бесшабашной молодости. Меня колбасило по одному поводу, Витьку – по-другому. Он ведь до армии ещё с нами корефанился, салага совсем! Есть, что вспомнить!
– Половина моих седин с тех пор, – грустно вздохнул хозяин.
– Это понимаешь только когда сам становишься отцом, – в тон ему повторил Максим и очаровательно улыбнулся.
– А ваши родители, Виктор, живы? – обратилась Алёна Борисовна к гостю.
– Нет, мама умерла, когда я сидел в тюрьме, а отец – гораздо раньше.
– Вы сидели в тюрьме? – не удержалась от выражения изумления хозяйка.
– Я… должен – я понимаю, что должен – рассказать вам о своей жизни подробнее, чтобы вы знали, с кем дружит ваша дочь и сестра, и решить, можете ли вы ей это позволить…
Он обвёл глазами присутствующих: её отец смотрел выжидающе, Алёна Борисовна – с испугом, Мария – с нескрываемым любопытством, Максим – ободряюще. А с Катей он не стал встречаться взглядом. Дальше Витя рассказывал, опустив глаза в свою нетронутую порцию.
– Мои родители поженились поздно. Маме было за тридцать. Отцу – пятьдесят. Оба детдомовские. У папы родители на войне погибли. У мамы – лишены родительских прав как алкоголики. Она попала в детдом уже в двенадцать лет. Возможно, такая наследственность повлияла на моё пристрастие… Отец шофёрил и меня ещё пацаном научил. Я рос у него в автопарке. Там хозяйничал дядя Серёжа, ныне покойный. Он относился ко мне, как к сыну, и научил основам мастерства.
– Помню, ты всегда наш мопед чинил! – перебил Максим.
– Но потом отец заболел и умер, – продолжал Витя. – Мама ушла с работы в детсаде и ухаживала за отцом. А после его смерти сильно сдала. Мне сказала: «Во всём слушайся брата, он знает, как надо жить». Она очень его любила. Брат – на три года старше, умный и хитрый. А я – тюфяк! Это он научил меня пить, и пить много: «Чтобы, как большой». Приносил шампанское, вино, пиво и подначивал: «Сможешь выпить всю бутылку или слабак?». Для меня не было тогда ничего страшнее, чем оказаться слабаком перед старшим братом. А он на мне опыты проводил, что можно пить, что не стоит, и в каких количествах потом в компании. Я же быстро привык… Где-то в это время мы познакомились с Максимом.
– Я говорил тебе тогда, что брат тебя спаивает, а ты не верил, драться лез.
– Немного меня спасла армия – единственно время, за которое не стыдно: я шофёрил и получил кучу благодарностей за службу. Но когда демобилизовался – всё вернулось на круги своя. Правда, ненадолго. Меня посадили по 158 статье за кражу. До сих пор не знаю, что и у кого я украл. Сперва, дурак, ничего не понял – ну, думаю, разберутся, брат поможет! У меня же алиби – пьянствовал! Но в ходе следствия, а потом и суда с ужасом понял – брат меня подставил. Эта боль за те два года, что сидел, превратилась в ненависть. Ко мне никто не приходил на свидание – ни мать, ни брат, и если я не озверел за это время, то только по милости Божией. Держались вместе с Мойшей, которого тоже свои подставили, но это другая история… Оказалось, мама умерла, пока я сидел. А ведь мы плохо расстались: она