переспать с ним – все равно что сознаться в убийстве младенцев.
Да. Дочери адвоката, способного разрушить за свою девочку всю его теневую сеть бизнеса, у Кира еще не было.
И вот же подарок судьбы: не она для него, а он для нее – запрет! Сотни «нельзя» в ее голове наверняка жалят измученный навязанными догмами мозг.
– Ну так что? Рассказать, чем именно я поделюсь с твоей драгоценной подружкой?
– Ты больной.
– Признаюсь, что мы переспали. А ты же так беспокоишься о ней…
– Что?..
– Ну-у. В ту ночь на тебе было белое белье. Я точно запомнил. Запомнил родинку. Вот здесь. – Чуть оттягивая круглый ворот белоснежной футболки, он дотрагивается до своей кожи над левой ключицей. – Запомнил, что после этого тебе было так плохо. Нет, прости. Та-а-к хорошо. Ещё бы. Я очень старался для тебя, Василиса. Ты знала, что способна кончить два раза за двадцать минут, если я сменю член на язык?
Ее руки дотрагиваются до бокала с ледяным кофе.
Она резко придвигает стакан к себе.
Но тут же, словно обжегшись, отпускает.
Ее щеки пылают ярче цветов мака; холодные ладони тут же прижимаются к – Кир уверен – горячей, нежной (навязчивое желание прямо сейчас провести по ее щеке языком едва не подбрасывает его со стула) коже; взгляд совсем потерян, как у закинувшегося очередной таблеткой экстази придурка-самоубийцы: глаза блестят, ведь омуты черных зрачков теперь похожи на черные дыры.
Она часто моргает.
Она сбивчиво дышит.
Она, наконец-то, теряет самообладание.
– Я… Это неправда… Это все… фантазии…
– Да что ты говоришь? Разве ты не этого добивалась? Хотела ещё и под камерами, да? С ума сойти… А знаешь, что? Я не против. Давай, вперед. Готов даже получить уголовку за мнимое насилие. Но вот только на том видео, поверь, ты будешь явно не на стороне невинной жертвы.
Кир резко замолкает. Василиса дергается, когда к их столику подходит официант. Она убирает руки от лица. Прячет ладони под стол.
Смотрит, как перед ней сервируют ужин.
Ее салат. Идеально начищенные нож и вилка в мягком бумажном конверте. Пожелание приятного вечера от парня в форменной рубашке.
– Расслабься, Василиса. Я не такой козел, каким ты меня считаешь.
Она бросает на него взгляд, от которого тон его речи меняется.
Глаза слишком сильно блестят.
Что ж. Да, мог передавить. Киру сложно понять, в какой момент нужно тормозить.
– Откуда столько ненависти в мой адрес?
Она достаёт вилку.
Понуро переворачивает куски какой-то травы, кубики мягкого сыра, дольки груш. Препарирует и изучает содержимое тарелки так тщательно, что, вот интересно… С какой тщательностью она бы изучала его тело?
Кир не ждет от нее ответ на свой вопрос.
Она испытывает не ненависть. Хотя, может и ненависть. На себя, вероятнее всего.
– Ты убиваешь людей, – тихо бормочет Василиса, глядя на свой разноцветный яркий ужин. – Ты подсовываешь им все это… Детям.
– Детям?
– Да. Ты даже не заботишься о том, чтобы при входе