в нем самом. В его нежелании смириться, пойти проторенным путем, уподобиться. Не верь, не бойся, не проси. Инструкция к применению на все случаи жизни. А ларчик просто открывался. Покаянием. Постом. Молитвой.
Но вера не стала осуществлением ожидаемого и в невидимом не прибавилось уверенности, хотя, конечно, из всех золотых снов человечества он бы предпочел самый милосердный и жертвенный – христианство.
Значит, не его это вера. Значит, не для него она. Как видно, для человека, воспитанного в атеистическом невежестве, вогнанного в прокрустово ложе кодекса строителя коммунизма вопрос так называемого духовного возрастания в христианской традиции слишком неоднозначен. Ему не понятно, где копать колодец, чтобы добраться до источника.
К нему, раскачивая лампой-контейнером с заключенным внутри золотисто-желтым, как лепесток куриной слепоты язычком Благодатного огня подошел пресс-секретарь митрополита и, словно читая его мысли, тихо и многозначительно, с недобрым каким-то прищуром спросил:
– Вы – наш?
– К-к-крещеный, – с запинкой ответил он.
– И среди крещеных попадаются нехристи…
И иезуитски неслышно, распространяя вокруг себя атмосферу подозрительности, оставляя за собой конусы невидимых смерчей, удалился.
– Общею радостью охвачен весь Иерусалим! – шумел в неубывающем восторге отец Георгий, сидевший, как и прежде, рядом с послушницей. – Слава Богу, други мои, что мы – православные!
Никто его воодушевления, во всяком случае внешне, не разделял. Сил радоваться уже не было, все были слишком утомлены, но пребывали в состоянии умиротворения, тишайшей душевной просветленности и приятной расслабленности. Даже сестра Екатерина, вторившая батюшке, как эхо и тенью повсюду ходившая за ним, попритихла.
Экскурсовод негромким, слегка подсевшим, каким-то предвечерним голосом вещала о достопримечательностях, мелькавших сквозь кроны пробегающих за окном деревьев.
Они как раз проезжали мимо геенны огненной – долины в окрестностях Иерусалима, ставшей символом ада, где в древности сжигали мусор, всего лишь мусор. При этом считалось, что иудеи попадают в этот неугасимый «шеол», место мучений души после смерти тела, лишь на время, а евреи-нечестивцы и гои, люди других национальностей, навсегда.
Тот же огонь, однако, совершенно другого свойства, другого знака, полная противоположность огню Благодатному. Огнь поядающий. Но и здесь та же нарочитость, то же стремление ошеломить, отобрать волю, заставить пасть ниц, устало и разочарованно думал он. Между тем, настоящие чудеса происходят сокровенно, неприметным образом. Иоанн Креститель не совершал ничего сверхъестественного, однако «из рожденных женами не восставал больший». Все, что претендует на явное, безоговорочное чудо – почти всегда грубая подделка, обман зрения, фокус-покус, иллюзион.
Случайно ли, что чудо схождения Благодатного огня происходит по часам, по заранее известному сценарию и с такой завидной регулярностью? Как такое возможно? И это срабатывает – из года в год, из века в век. Не