да и во время мирных переговоров Франция скорее мешала Англии чувствительно унизить Россию. Похоже, что они догадывались, что союзник против уже достаточно враждебной Австрии и возникающей на их глазах объединенной Германии им еще ой как пригодится – не зря дипломаты всегда советовали: «Дружи не с соседом, а через соседа». Но вообще говоря, Франция на коне, она победила, трубят трубы, бьют барабаны, герой штурма Малахова кургана маршал Пелисье получает титул герцога де Малахов (впрочем, по сравнению с титулом маршала Нея «князь Москворецкий» это еще цветочки), и все французы видят, что император-то у них везунчик! Императрица, вне зависимости от их интимных отношений, тоже этому рада. Более того, она считает своим долгом участвовать в международной политике империи.
Она бросается в эту ранее неизведанную ей область с настоящим испанским темпераментом. Говоря о политических конкурентах Франции, она использует отнюдь не те выражения, которые были бы приличны для императрицы. Она привлекает в случае неясности самых неожиданных и сомнительных экспертов, вроде американского спирита Дэвида Юма, который вызывает с того света дух самого Наполеона Великого, чтоб императрица могла бы выяснить его точку зрения на интересующую ее проблему. С момента начала франко-австрийской войны она сделала негласной нормой свое присутствие на заседаниях кабинета министров и начала решительно вмешиваться в самые важные политические решения. Так например, в разгар побед Франции над Австрией она останавливает эту войну, потому что считает ее совершенно ненужной и опасной из-за возможного вмешательства Германского союза (в наше время считают, что она зря паниковала, но тогда это было не ясно никому). Впрочем, Франция успевает отхватить себе Савойю и Ниццу, что Евгения ставит себе в заслугу. В это же время Франция успешно ведет колониальные войны – завоевывает Вьетнам, добивается торговых прав в Китае после Второй «опиумной войны», заключает выгодный для себя торговый договор с Японией, выговаривает у Османской империи автономию Горного Ливана, выгодную для христиан-маронитов, да и Франции не вредную. Успехи государства – успехи и для императрицы. Евгения все больше начинает верить, что схватила бога за бороду и ее интуиция безошибочна. Познакомившись в 1861 году на курорте в Биаррице с мексиканским эмигрантом Хосе Идальго, она поняла из его слов, что можно без лишних хлопот воспользоваться политической нестабильностью в Мексике, чтоб выгадать что-то для Франции, и с успехом подстрекнула мужа к вмешательству в мексиканские дела. Чтоб выдумать хоть какое-то обоснование этому, Наполеон даже изобрел термин «Латинская Америка» – это именно он и придумал. Но тут блондинка не угадала, и все кончилось предельно плохо, особенно для посаженного Наполеоном на мексиканский престол Максимилиана, брата кайзера Франца-Иосифа, – его просто расстреляли. Однако это позорное поражение ничему Евгению не научило. Она по-прежнему считала, что в политике все очень просто и ей совершенно