пожелать вам хороших выходных.
– Спасибо, но завтра и послезавтра у меня работа.
Я же на выходных много думала о религии и отношении людей к Богу. Мои собственные родители изображали набожных людей, как это было принято в обществе: ходили в церковь на Рождество, Пасху и старались жертвовать на благие дела. Но на самом деле вели жизнь, далекую от религиозных правил. И лишь в редких случаях они действительно вспоминали о боге и молились – как правило, в критических ситуациях, когда кто-то заболевал. Так и для большинства людей религия – что-то вроде зонтика, о котором вспоминают, когда «идет дождь». Бог – инстанция, куда обращаются, когда не могут справиться самостоятельно. Воскресение Христа – это откровение веры, оно не зависит от научных доказательств.
А еще мне всё время не давала покоя какая-то мысль. Она приходила то во сне, то наяву, но осознать я её не успевала. Я пересматривала сценарий, ставила вопросы по тексту, перебирала фото актрис, но найти удовлетворение так и не могла. Чувство беспокойства оставалось, и я поделилась им с режиссером. Лев Борисович был умен, находчив и изобретателен. Он помогал мне развеять все мои сомнения за каких-то пять минут. Но это что-то сидело упорно во мне.
Через несколько дней я снова приехала в павильон. Зашла в помещение и услышала голос режиссера. Он разговаривал с людьми, которые стояли вокруг него. Голос у Льва Борисовича был теплый и низкий, говорил он благозвучно, свободно переходя из одной тональности в другую, будто ему доставляло радость находить слова и произносить их, будто он наслаждался каждым отдельным слогом, слетавшим с его губ. А когда говорили другие, он вслушивался в каждое слово с такой интенсивностью, которая, казалось, способна высечь в потоке времени что-то важное.
Я вдруг почувствовала жар, который прошел по стволу позвоночника и проник в каждую клеточку тела, чтобы перезарядить его, изменить. Великая сила искусства! Я чувствовала любовь к этому человеку, и мне казалось, что она вот-вот выплеснется из меня. Через этого мужчину я ощутила любовь к жизни, к небу, земле и воде. Это переполняло меня. Каждая секунда утоляла в моей душе невидимую жажду, находила ответы на мучившие меня вопросы. И, наконец, наступило примирение. У меня потекли слезы от внутреннего чувства освобождения. Я поняла, чего не хватало в концепции рассказа, попросила карандаш и лист бумаги у проходящей мимо женщины и стала быстро записывать фразы, которые всплывали в моей голове.
Вскоре Лев Борисович подошел ко мне:
– У вас такое напряженное лицо, но движение мысли буквально осветляет.
Я бегло начала ему рассказывать, а он кивал и вел меня из павильона в кабинет. И хотя режиссер с уважением отнесся к моей работе, я вдруг поняла, что он полностью погружен в собственные мысли.
– Можно мне стакан воды?
Лев Борисович указал на бутылку, и, будто не видя меня, вышел в коридор.
– О, добрый день! – поздоровался со мной режиссер, когда вернулся в кабинет минут через