связанный с насилием над женщиной.
– Что это значит?
– Даже если Гиппиус непосредственно сцену насилия не видела, то почти наверняка это было убийство женщины мужчиной. И такое, знаете, впечатляющее. После подобного стресса у человека часто меняются гендерные установки. Вы знали, что все, написанное Гиппиус, было от лица мужчины? Антон Крайний, Лев Пущин – так она себя именовала. И это вовсе не псевдонимы, а ее способ уйти от страха быть женщиной. Поймите меня правильно. Тут не было ничего противоестественного. Никаких извращений. Она была женщиной до мозга костей, но страдала от беззащитности. Поэтому хотела спрятаться от жестокой силы. Отсюда – всякие крайности, эпатаж. Много чего.
– Спасибо, Ляля Исааковна, – с чувством произнесла Кира.
– Всегда пожалуйста. И… – знаменитый психиатр помедлила и вдруг улыбнулась, – приходите, если понадобится моя помощь.
Кира кивнула и подумала, что Гордея не права. Ее соперница давно отпустила ту ситуацию с неподеленным любовником. Просто слишком гордая, чтобы первой протянуть руку.
А что касается Зинаиды Гиппиус, то версия Борисоглебского уже не казалась ей такой уж утопичной.
Потомственный русский леший
Рассказывать о своих изысканиях Борисоглебскому Кира не стала. Решила не торопиться, чтобы зря не обнадеживать. Она не была уверена, что вина Кружилина – не плод воображения бабки Андрея, да и его самого, если честно. Ведь ясно же, что оба горели желанием найти убийцу Ирины. А чересчур сильное желание часто приводит к абсолютно ложным выводам.
Всю дорогу до тридесятого царства Андрей рассказывал о деде Паше. Он и воевал, и грудь вся в наградах, и после войны трудился геройски. В общем, по всему выходило, что дед боевой и такой замечательный, что бояться его не стоит.
– А с чего ты взял, что я могу его забояться?
– Ну… как сказать… по-разному к нему люди относятся, – уклончиво ответил Борисоглебский.
– То есть?
– Он с соседями не очень дружит и пришлых не любит.
– Ясно. Поскольку я и есть пришлая, то выкладывай все сразу. И лучше не виляй. Не на дипломатическом рауте.
– Да понимаешь…
Договорить он не успел. Внедорожник неожиданно обиженно хрюкнул и ухнул в яму. Автоматически Кира нажала на газ, машина натужно взревела, рванулась и, несколько раз кашлянув, заглохла.
Кира открыла окно и высунулась наружу. С тех пор как свернули с шоссе, прошло минут сорок, и все это время они тащились со скоростью старой кобылы. Рытвины, ямы – еще куда ни шло. Но теперь под ними разверзлась воспетая Гоголем настоящая Миргородская лужа, которую Кира, увлекшись разговором, благополучно не заметила.
– В России дорог нет, одни направления, – философски заметил Борисоглебский. – Это, кстати, Бонапарт сказал. И лично проверил. Как видишь, с тех пор ничего не изменилось.
– Восхищена энциклопедичностью твоих познаний, – сердито буркнула Кира и полезла в бардачок за перчатками. – Сиди и не вылезай. Сейчас попробую