его в семье звали, Иван Меньшой, в благодарность Господу за спасение сына построил в Жилицах вторую церковь, которую освятили в честь Грузинской иконы Божией Матери. Жилицы немаленьким селом к середине девятнадцатого столетия стали, почти сотня дворов в них была. При въезде со стороны Камешкова в селе стояла тёплая деревянная церковь во имя Пресвятой Троицы. Очень древняя – больше ста лет ей было. Прапрапрадед хотел её снести ввиду ветхости, а на том месте каменную поставить. Прошение в Святейший Синод написал, но там не позволили, сказали, старая церковь вполне ещё пригодна. Правда, разрешили вторую поставить и место указали – на погосте, но она, хоть и большой была, и даже колокольня при ней имелась, скорее роль часовни исполняла, а службу в ней служить было нельзя. Я в этом мало что понимаю, только это и знаю. Буквально через год у старой церкви кровля провалилась. Хорошо, это не во время службы случилось. Осталось село без храма, пришлось верующим в соседнее село, в Кторово, ходить. В то самое село, откуда моя матушка родом была.
Солнце жарило совсем по-летнему, отец отошёл в сторону и встал в тени от колокольни, рассматривая её долгим взглядом. Некоторое время мы с ним простояли молча. Я понимал, что он в своей памяти прокручивает все те годы, в которые вынужденно вернулся. Наконец вновь послышался его голос:
– Ведь что самое поганое – вот хочу сказать, а язык во рту ворочаться отказывается.
Я на него посмотрел, а он сидит бледный и головой из стороны в сторону крутит.
Он заметил, что я волнуюсь, и рукой махнул:
– Да стой ты спокойно, ничего со мной не случится. Сейчас с духом соберусь и признание сделаю.
Он глубоко вдохнул и прямо на выдохе заговорил:
– Представляешь, я, – и он себя в грудь постучал, – принял самое деятельное участие в разрушении церкви, которую мой предок построил. Я в то время учился на рабфаке имени Артёма, в комсомол там вступил, вот, поддавшись пропаганде, и надурил. Молодые умы, перемен жаждущие, легче лёгкого с пути праведного сбиваются.
Он задумался, но буквально на минуту.
– Теперь не знаю, как и искупить свою вину перед памятью моих предков.
Вновь недолгое молчание, и снова до меня донёсся его негромкий голос:
– Представляешь, – повторил он, – жаркое лето. Я, студент рабфака, приехал в деревню на каникулы. Там мама с Матрёной жили. Мы, остальные дети, Фимка с Марфой и я, все в Москве на одном рабфаке учились, пусть и на раз-ных курсах, но как занятия окончились, всей гурьбой матушку навестить поехали. От учёбы передохнуть да помочь там, где мужские руки требуются. Прошло буквально несколько дней, и из Владимира прибыла целая команда взрывников, специалистов по подрыву зданий и сооружений. Принцип, по которому составлялся список церквей, подлежащих уничтожению, никто не знает. Но вот в него попала эта церквушка, не древняя, находящаяся на погосте. Кому она могла помешать? Ведь службы в ней не проводились, туда лишь перед похоронами приходил батюшка из соседней церкви, чтобы совершить обряд отпевания усопшего,