стремительном беге, с развевающимся хвостом и гривой. Рот у неё был слегка приоткрыт, даже кончик языка виднелся, а глаза прямо на Ивана глядели.
– Бери, малец, это тебе от меня на память, – сказал хозяин, протягивая игрушку Ивану.
Первый раз в жизни Иван подарок получил. Он даже не знал, что и говорить в таком случае следует. Буркнул что-то, к груди своей коняшку прижал, а на лице такое счастье было написано, что Тихон Сидорович умилился даже…
– Да, дела… – Папа неожиданно сменил тему. – Я ту лошадку хорошо помню. Она у нас в доме на горке из красного дерева стояла. Нам, детям, до неё даже касаться запрещали, но я в малолетстве очень шустрым был. Как-то раз, когда все на веранде сидели и чай пили, я стол к горке пододвинул, на него стул взгромоздил, залез туда да до лошадки той дотянулся, успел даже в руки взять. Старая она совсем оказалась, потрескавшаяся вся. Я уж вниз намеревался слезть, но тут кто-то из взрослых в комнату зашёл и меня прямо там, на месте преступления, с лошадкой этой в руках застукал. Пороть не стали, но нотацию прочитали и в угол поставили. Так что памятна она мне.
Посидел немного, помолчал и вновь рассказывать принялся:
– На следующее утро, ещё затемно, когда дети спали, но хозяйка уже успела корову подоить, гости встали, молока парного с хлебушком покушали и в дальнейший путь отправились. Больше они нигде не задерживались. Только несколько раз останавливались, чтоб передохнуть, да днём перекусили хлебом с луком, запивая еду водой из родника, попавшегося по дороге. Уже довольно поздно – успело стемнеть, но луна поднялась так высоко, что на улице было светло, почти как днём, – подошли они к большой деревне.
– Ну вот, и до Жилиц мы добрались. В этой деревне я и живу, – остановившись, тихонько произнёс Тихон и, немного помолчав, указал на большую избу, стоящую на самом краю. – Вот и изба моя. Не знаю, топил ли кто из родни печь сегодня, но я наказывал, чтобы каждый день топили, ведь когда я вернусь, одному лишь Господу Богу известно. А ежели она не натоплена, то мы с тобой, мил человек, заснуть не сможем. Столько перин, чтобы согреться в такую холодрыгу, у меня отродясь не бывало.
Иван удивился даже. «Холодрыга», – сказал Тихон, а по его разумению, нормальная погода. Дождь не каплет – и хорошо. А что прохладно, так это даже приятно. Идти быстрее тянет.
Тихон постоял ещё немного, а затем обратился к Ивану:
– Что стоишь-то? Иди вперёд, ключ сбоку висит, увидишь. Отпирай да заходи, теперь это и твой дом тоже.
В избе было тепло, чисто прибрано и всё видно, что Ивана сильно удивило. На улице ночь уже стояла, а в избе было совсем не так, как в родительском доме. Там, если ночью по нужде встанешь, ни зги не видать, а здесь ходи не хочу, ни в стену не врежешься, ни на стол не наткнёшься.
– Молодец Авдотья. Это сестра моя, – пояснил Тихон. – Убрала всё.
Он разделся, зажёг лучину и, заметив изумление в глазах Ивана, улыбнулся:
– А, так ты окон со стёклами никогда ещё не видел. Я-то и в своей, и в Авдотьиной избе