поглощен интересной беседой или своим напитком, направил свое внимание на мужчину, стоящего на перевернутом ящике из-под фруктов. Его глаза и кожа имели необычный темный оттенок, волосы были каштановыми, что очень контрастировало с его дорогим бледно-золотым камзолом. Я же невольно засмотрелась на маленькие переливающиеся драгоценные камни у него в ушах. Я не могла отвести взгляд от них. Они так сверкали в отблесках пламени…
«Син, соберись», – мысленно велела я себе. Сейчас было никак нельзя терять бдительности.
– Что ж, ладно, – объявил мужчина с закрученными усами и блестящими серьгами-гвоздиками в ушах. Ему было не меньше тридцати зим. Даже больше, пожалуй. Но при этом он казался зеленым щеголем. – Вы ждали, вы просили, а для меня желание публики – закон, – он кивнул женщине с пышной рыжей шевелюрой, и та начала играть на своей лютне. Гости зашумели с новой силой, а мужчина запел:
– Кокеточка-брюнетка,
Всего лишь двадцать лет,
Без памяти влюбился
Молоденький кадет.
Вместе пляшут дотемна,
Пьют хмельное допьяна.
Юнетт, Юнетт, красавица,
В нарядном алом платьице.
Ах, милая улыбка,
Ох, глаз не отвести.
Эх, кабы мне хоть ночку
С тобою провести!
Я вытаращила глаза и уставилась на певца. Я знала эту песню. Все ее знали. Ее пели во всех забегаловках по всей стране. Ее насвистывали на улице, напевали во время работы. Только сейчас у меня возникло смутное ощущение, что это не просто очередное исполнение прилипчивой песенки. Слишком уж восторженно кричали гости, а музыканты были чересчур шикарно разодеты и как-то… очень уж они рисовались. У меня даже промелькнула мысль, а не сам ли это автор песни собственной персоной пожаловал. И если так оно и было, значит, этот мужчина в светлом камзоле был не кем иным, как Тиллардом фон Кронзее, знаменитым менестрелем и любимым артистом самой королевы. Теперь понятно, почему так много посетителей в этой простенькой, бедненькой ночлежке. Никакой тебе роскоши… Видно, не мне одной пришлось искать здесь убежища из-за разыгравшейся метели. Я была готова спорить на что угодно, что в обычных обстоятельствах музыкант и его свита не остановились бы здесь даже лошадей напоить.
Чем дольше я об этом думала, тем спокойнее становилось у меня на душе. Смятения больше не было. Ведь если все внимание гостей будет притянуто к знаменитости, то мне это только на руку. Так у меня было гораздо больше шансов мирно переждать здесь ночь и не впутаться в неприятности.
Опустив пониже голову, я направилась к барной стойке. Там суетилась, обрабатывая заказы, пухленькая управляющая.
– Извини, душечка, свободных комнат нет, – объявила она, перекрикивая музыку и не отрываясь при этом от своей работы. – Многие вон уже в хлев ночевать пошли. Коли не боишься, не брезгуешь, проведу тебя… За ночь возьму всего один сребреник, да и тепло там, скотина рядом.
– Мне