А что мрут зэки… так новых поставят! Дёшево и сердито! – Пётр потряс начатую бутылку: – По граммульке?
– Да всё понимаю. Не дурак. Но я там был, я видел, какие люди гибли! А могли бы жить!
– После драки все мастаки кулаками махать. А тогда… немец прёт… что делать? Только туже гайки закручивать да пояса затягивать! – рассудил Геннадий.
– Немец попёр в каком году? А меня за хрен собачий загодя посадили!
– Так. Хватит! Одно дело детей, растерянных во время войны, искать, а другое… У меня за спиной тоже не щенята, – приподнялся Геннадий. – Давай, Петя, чтоб всё у нас хорошо было!
– Давай. За нас, за победу, за Родину, за Сталина!
– Петя? Ты что нас… за кого принимаешь?!
– За победителей. За Сталина – нравится он нам или нет! За генералиссимуса Победы! Это невеста должна нравиться, её надо любить, а генералу, войну выигравшему, воинская почесть положена!
– Мужики, ну как-то не по себе. Чувство такое, будто у стен уши есть. – Геннадий махом выпил стопку, обхватил обеими руками голову. А Пётр продолжил:
– Я тоже мог бы жить побогаче и есть повкуснее. Вот потому и не хотел, чтобы мать в воспоминания ударялась. Ходит потом как в воду опущенная, а я всё вижу, всё понимаю, да изменить ничего не могу! А теперь, честно говоря, не знаю – хочу ли? Дедов дом, конечно, жалко, но посмотри, какие заводы поднимаются?!
– А с чего ты, Пётр, взял, что при прежней власти тут бы так тайга и стояла? Может, заводы бы уже давно работали? И не на костях людских строились. – Мельком глянул на Геннадия. – Ладно-ладно!
Повернулся опять к Петру:
– Ты только подумай, Пётр, ведь вместо того, чтобы друг другу морду бить, могли бы жизнь свою благоустраивать!
– По-другому как-то надо было решать, – кашлянул в кулак и тут же притих Геннадий.
– Вот тут ты прав. Зря революцию подняли. До седых волос дожил, а не понял: то ли мы подняли, то ли нас на это дело подняли? Наступили умеючи на любимый мозоль, вот мы и взвились не подумавши. Не понимаю, кому от этого выгода? Уж только не нам. Какому хозяину выгодно собственный дом разворотить и жить в разрухе? Плох, покосился? Перестроить, но не посылать самого себя с протянутой рукой по миру. А то хозяева, то есть мы, – по миру, а пришлый люд давай тащить всё, что можно и что нельзя.
– Ну, потерявши голову, по волосам не плачут. А морду мы не только друг другу били, ещё и фашистам начистили. И будь у власти кто послабее – подумайте: вон ребятню дома угомонить попробуй, а тут… Конечно, гайки до живой крови закрутили. Но ведь в охране на северах не Сталин стоял, а обычные люди. Только сам, Константин, говоришь, дерьмовые. Вот и думаю: только ли голова виновата? Теперь Сталина нет, вроде полегчало, но увидел ночью воронок – и, признаюсь, ёкнуло сердце. И вот говорим каждый о себе чистую правду, а Геннадий опасается. Чего? Вот так-то.
Пётр покрутил в руках пачку папирос, рассматривая её и так и этак:
– А что