шагал впереди дальше. Накануне он прочел какую-то книгу, и теперь на ходу писал к ней продолжение. Гонгора почти не слушал, удивляясь только, как тот под нагрузками мог строить логические уравнения. Под нагрузками мозг Гонгоры работать отказывался. О моральных нормах он предпочитал размышлять на отдыхе.
От тебя ничего не требуется, говорил Штиис. Просто поступай в соответствии со своими убеждениями. Или в соответствии с предрассудками, если не успел их растерять. Или в соответствии со своими заблуждениями. Или иллюзиями. Выглядит так, что этому биологическому виду давно не на что надеяться. Остается лишь поступать в соответствии с привычками – если нет первого и потерял все остальное… Есть еще рефлексы, куда же без них. И вот только тогда – только в самом крайнем случае, когда не остается даже иллюзий, вот тогда останется прибегнуть к разуму. Который в действительности крайне редок, особенно, на этой планете, и который легко заменяется всем перечисленным выше.
…К концу еще одного бесконечного безоблачного жаркого дня они наконец вышли к окраинам большого каньона, истинные размеры которого начали доходить до их сознания, только когда они разглядели – где-то за туманной дымкой, далеко внизу – тонюсенькую ниточку дороги, петлявшую в пушинках зарослей вдоль речки. И нужно было поторопиться, чтобы не встретить без воды на голых камнях спуска утро следующего дня. Лесные заросли и холодная горная речка в их тени пришлась бы сейчас как нельзя кстати.
На середине совершенно местами разбитого ливнями и оползнями серпантина пришлось делать привал. Все были выжаты, включая Лиса, сильно поубавившего в прыти, который, как лошадь, тащил на себе компактный баул из пары мешков. Гонгора решил, что Улисс не особенный, баул, чтоб не ерзал и не тер мозолей, цеплялся к кольцу шлейки. Улисс пробовал было возражать, но быстро утомился, и вся процессия загнанно дышала, преодолевая первую половину спуска, пока у Штииса вдруг не развязался на ботинке шнурок и не было решено, что для начала достаточно.
Казалось, спуск не закончится никогда. Едва они освободились от ноши, как откуда-то с далекого верха донеслись приглушенные расстоянием стоны и вздохи некой техники, неторопливо, на тормозах преодолевавшей жуткие наклоны грунта. Без сил привалившись в тени к камням, Штиис и Гонгора с вялым любопытством наблюдали, задрав головы, за манипуляциями водителя на явно слишком узком для такого агрегата серпантине, лениво обмениваясь суждениями об уровне профессионализма местных автомобилистов. Машина шла, натужно посапывая, изредка взревывая и принимаясь неуклюже ворочаться на месте, стараясь более или менее вписаться в рамки очередного разворота и ската. Всем стало интересно. Учитывая габариты разношенной кормы и ширину разбитой каменистой колеи, было удивительным, что, в общем-то, спуск удавался и удавался как будто неплохо. Водителя как будто нимало не смущало то обстоятельство, что края машины время от времени сносило и то одно, то другое колесо, то сразу весь колесный профиль целиком были готовы зависнуть в пустоте и заглянуть за пределы возможного.