пучок строп, Гонгора не верил ни одному слову.
Прыжок при повышенном ветре. Приземление более или менее удачно, но подняться на ноги не дал ветер. Он вел купол в сторону, тот, надутый, как парус, делал всё, чтобы бульдозером утащить к воде с камышом и тиной. Парень упирался, пока были силы, проскакал на четырех ногах через поле, так и не сумев подняться и погасить купол. Говорили про погодные условия, про бдительность, еще про что-то, а у Гонгоры перед глазами стоял купол, скачущий в камышах, и широкие лямки обстоятельств, не дающие поднять голову и вытащить ее из воды и тины…
Гонгора попробовал носком железку, валявшуюся под ногами, пытаясь затолкать под сиденье, чтобы не мешала; салон бы стоило прибрать. Он еще раз проверил рукой лямку грузового ранца у себя на заднице. Тот неудобно болтался под сложенным парашютом, но тут выбора не было. Он проверил контейнер на груди, стандартные замки, к которым обычно крепились зажимы «запаски», уперся ладонями в обшарпанные ледяные края люка и, заранее прищурившись, осторожно выглянул за порог.
…Нужно сказать, присутствие девушек-спортсменок помогало не очень. Они были наглядно спокойными, уверенными и немногословными, сидели на краю пропасти и беспечно покачивали стройными ножками в пустоте, глядя на которую отключалось сознание. Их подсаживали к новичкам, и не трудно было догадаться, зачем. Когда приходила очередь мужчин, всё выглядело не так здорово. Кто-то мешком вываливался за порог, когда подкашивались ноги, кто-то выдергивал кольцо прямо в салоне, но в транспорте не оставалось никого. Протокол предписывал сильный толчок ногой от порога. Если на выходе что-то цеплялось к транспорту, помочь уже было сложно. Про протокол забывали с началом движения винтов.
Но Гонгора не был бы самим собой, если бы в самый неподходящий момент в нем не проснулся великий экспериментатор. Он тогда впервые уложил купол и не допускал мысли вернуться назад, не выяснив, как это работает. Он смотрел, как топтался у порога с видом на синюю пропасть сосед, приседая и не попадая, не в силах установить ногу на край парапета; он смотрел, как ветер рвал одежду с рукава инструктора и как его рука нетерпеливо отправляла за порог одного за другим всех, кто остался. Тряся расстегнутыми замками спортивного «рюкзачка», небрежно накинутого на плечи, с утра озлобленный инструктор стремился побыстрей вытолкать всех за дверь, он был как хирург, спешащий закончить норматив ампутаций на день. Гонгора видел его и видел себя, свое будущее положение, ничем не блиставшее, может быть, даже такое же эпически бестолковое. И решил подойти к делу иначе. Хороший разбег обещал хороший прыжок. В пропасть лучше шагать сразу.
Отступив и уйдя в самый конец салона, он подобрался, как стайер на стартовой линии, когда время останавливается, всё замирает в ожидании выстрела и мир сжимается до размеров главного смысла жизни. Все были так заняты, что, когда это случилось,