котором она всего более нуждалась в его помощи, он был обречен на бездействие людьми, которые не могли ему простить его способностей, ни забыть его презрения к их невежеству», – писал его брат Александр Михайлович (29; 124).
В общем, как и все люди, члены фамилии сильно различались настроениями, уровнем образования, чувством долга и другими качествами. Можно привести слова далеко не монархиста, известного юриста А. Ф. Кони, написанные уже в советское время и посвященные великой княгине Елене Павловне: «Представительница деятельной любви к людям и жадного стремления к просвещению в мрачное николаевское царствование, она, вопреки вкусам и повадке своего мужа, Михаила Павловича… являлась центром, привлекавшим к себе выдающихся людей в науке, искусстве и литературе, «подвязывала крылья» начинающим талантам и умела умом и участием согревать их. Она проливает в это время вокруг себя самобытный свет среди окружающих безмолвия и тьмы. В то время, когда ее муж – в сущности добрый человек – ставит на вид командиру одного из гвардейских полков, что солдаты вверенного ему полка шли не в ногу, изображая в опере «Норма» римских воинов, в ее кабинете сходятся знаменитый ученый Бэр, астроном Струве, выдающийся государственный деятель граф Киселев, глубокий мыслитель и филантроп князь Владимир Одоевский, Н. И. Пирогов, Антон Рубинштейн… С последним она вырабатывает планы учреждения Русского музыкального общества и Петербургской консерватории и энергично помогает их осуществлению в жизни личными хлопотами и денежными средствами… Она же сердечным участием, после истории с князем Чернышевым, удерживает Пирогова от отъезда из России и привлекает к задуманному ею устройству первой в Европе Крестовоздвиженской общины военных сестер милосердия, отправляемых потом под руководством знаменитого хирурга в Севастополь… В ее гостиной собираются будущие деятели освобождения крестьян во главе с Николаем Милютиным. «Нимфа Эгерия» нового царствования, она всеми силами содействует отмене крепостного права не только своим влиянием на Александра II, но и личным почином по отношению к своему обширному имению Карловка» (91; 56–57). Добавим, что в ее салоне появлялся даже молодой Н. Г. Чернышевский, публиковавшийся в самом либеральном издании конца 50-х гг. – «Морском вестнике», находившемся под эгидой великого князя генерал-адмирала Константина Николаевича. Кони считал, что к ней, немке по происхождению, говорившей с легким акцентом, в полной мере приложимы слова поэта А. Апухтина, обращенные к Екатерине II: «Я больше русскою была, чем многие, по крови вам родные».
При этих словах Апухтина сразу же вспоминается другой член императорской фамилии – принц Петр Ольденбургский. «По отцу, религии и серьезному, солидному воспитанию он был полуиностранец, хотя родился в России и по всем симпатиям и чувствам был настоящий русский, – писал о нем демократ по взглядам, критик В. В. Стасов, лично знавший принца. – 23-летний юноша, едва сам кончивший воспитание, едва вступивший