пахнуло весной, теплом и молодостью. А перед мысленным взором Дмитрия Сергеевича мгновенно нарисовался морской пейзаж. Волны, камни, ветер, солнце – и счастье…
4. Мало ли в горах людей пропадает…
ПОКЛОН ОТ ПАРФЕНИЯ К ИГУМЕНУ.
Как я порядился, так и живу. […]
А Василько село разоряет…
Позаботься, господин, обо всем этом.
В этом лесу Андрей чувствовал себя как дома и мог ходить по нему хоть с завязанными глазами. Он знал здесь каждое дерево, каждый камень, каждый поворот тропинки… Внизу у реки лес шел пологий, обзорный, почти без кустарника и все больше лиственный – орешник, дуб, красный клен, осина. Но стоило чуток подняться, как сразу начинался подлесок – плющ, дикая ежевика, шиповник, и подъем чувствовался, правда, пока легкий. А вот от старой поваленной сосны с вывороченными наружу корнями тропа уже круто забирала вверх и шагов через пятнадцать, сразу за большим мшистым валуном, резко обрывалась. Чуть зазевался и… картина Репина «Приплыли!».
Яма! Кхе.
Она хоть и не глубокая, но края у нее скользкие, уцепиться не за что. А на дне десятка два острых камней.
Эту яму, как и хлипкий мосток через промоину и капкан в начале тропы, Андрей устроил специально для незваных гостей. Те двое дурней – не в счет. Из-за них он бы даже заморачиваться не стал. Одно слово – салаги! Ни хрена не умеют, не знают…
Но ведь приходят и другие, у которых и опыта, и наглости поболе. Таких на пиф-паф не возьмешь. Они сперва свалят, чтобы прикинуться, будто ушли, а на другой день сызнова по-тихому припрутся.
То тут, то там замечаешь следы: свежее кострище, пустые бутылки, куча дерьма… С такими сложнее, но и на них укорот найти можно.
А вот третья категория следопытов, местная гопота, самая что ни на есть опасная. Их Андрей ненавидел люто, для них и сюрпризы свои готовил. Причем всякий раз что-то новенькое придумывал, не повторялся. Ведь если по чеснаку, то они-то, как никто, должны знать, куда можно соваться, а куда – ни-ни… Года три назад было дело, один чудик на него с лопатой попер, кряжистый такой, здоровый, Андрей его не раз на толкучке встречал и на пляже. А тогда в лесу вышел он из-за дерева, от злости аж трясется, глазами сверкает, а в глазах-то – страх. И еще жадность какая-то скотская, ненасытная…
Таких людей Андрей презирал, потому что сам приходил сюда вовсе не из корысти. Он просто любил этот лес, эти горы, эту землю…
– Все, что в ней есть, принадлежит нам по праву рождения! – говорил ему дед. – Наше с тобой дело ее от чужаков охранять.
Андрей любил деда. Правда, сейчас старик чуток сдал, а раньше мог цельными днями горы утюжить, километры по лесу чесать без всякой одышки. Это дед Андрея к лесу приучил. Еще пацаном с собой его брал, по ходу учил всему, что сам знал. Как в горах не замерзнуть, как по звездам дорогу найти, как брод на реке отыскать в паводок. Всю науку дед по жизни освоил на своем личном опыте, въедался в самую соль, а книжки не признавал, не доверял им.
– Вранье