светских развлечениях, то самых крупных заголовков в колонке происшествий заслуживает этот небольшой парад со столовыми ножками на плече через весь зал салуна «Серый Мул».
– Давай быстрей, – говорит Перри, – без двух минут семь, а мне надо…
– Ой, умолкни! – говорю я. – Мне вот надо было в семь часов оказаться на дознании – я сам его должен вести, а я же не разоряюсь так от того, что опоздал.
Мне предстояло пройти мимо домика Перри. Его Марианна стояла у калитки. Мы притопали туда в пять минут восьмого. На ней красовался голубой халатик, а волосы были гладко зачесаны кверху – как у маленькой девочки, которая хочет казаться взрослой. Она смотрела в другую сторону и не заметила нас, пока мы не подошли совсем близко. Тут она обернулась и увидела Перри, и что-то такое промелькнуло у нее в глазах, чего я, черт меня побери, нипочем не возьмусь описать. Я услышал, как она громко задышала – совсем как корова, у которой отобрали теленка, чтобы пустить его в стадо, – и говорит:
– Ты запоздал, Перри.
– Всего на пять минут, – бодро отвечает Перри. – Мы с Баком заигрались в шашки.
Перри нас познакомил, и они пригласили меня зайти в дом. Нет уж, увольте. Хватит с меня на сегодня женатых. Я сказал им, что спешу и что очень приятно провел день с моим старым приятелем.
– Особенно, – добавил я, специально чтобы поддеть Перри, – когда у стола одна за другой начали отваливаться ножки. – Впрочем, я ведь дал ему слово, что она ничего от меня не узнает.
– И вот с того самого дня я все об этом думаю, – сказал Бак, заканчивая свой рассказ. – Есть тут одна закавыка, которая мне всю душу перебаламутила, и никак я в этом не разберусь.
– Ты это про что? – спросил я, свернув последнюю самокрутку и протягивая ее Баку.
– Да понимаешь, какая штука: когда эта фитюлька обернулась и увидела, что Перри целый и невредимый возвращается на ее ранчо, она так на него поглядела… Ну, словом, с тех самых пор я все думаю и думаю: а может, вот это – то, что я увидел в ее глазах, – стоит всех наших загулов, вместе со всеми шашками и сарсапарилловыми сиропами? И, может, самый-то большой дурак вовсе не Перри Раунтри, черт меня побери?
Адское пламя
Есть у меня два-три знакомых редактора, к которым я, если вздумаю, могу хоть сейчас зайти поболтать на литературные темы. Раньше бывало, что они вызывали меня для беседы на литературные темы. Это не то же самое.
Так вот, они мне рассказывали, что немалая часть рукописей, приходящих в редакцию, имеет приписку от автора, где он клянется, что его сочинение «взято из жизни». Дальнейшая судьба такой рукописи зависит лишь от того, приложена к ней или нет почтовая марка. Если приложена, рукопись уходит назад к сочинителю. Нет – она летит в угол, где ее уже ждет пара старых калош, опрокинутая статуэтка Крылатой Победы или груда старых журналов, на обложке одного из которых изображен сам редактор, увлеченно читающий в подлиннике «Le Petit Journal»[12] (держа