ни один пароход. Прорывались только отдельные лодки.
Наша телега влилась в вереницу транспортных средств и людей, движущихся по степи на восток к ближайшей железнодорожной станции. Уходили не только сталинградцы и люди, эвакуировавшиеся в Сталинград раньше. Уходили и жители заволжских поселков. Уходили от непрерывных бомбежек. Нас не только бомбили, но и расстреливали пулеметами на бреющем полете. Именно здесь произошел тот случай, с которого я начал свои воспоминания. Немцы ничего не боялись, так как в воздухе не было никакого сопротивления. Только значительно позднее была организована противовоздушная оборона и завоевано господство в воздухе. Через двое суток мы добрались до железной дороги, где нас погрузили в товарный вагон. Лошадь и телегу конфисковала армия. Армии нужен был гужевой транспорт.
А дальше от нас ничего не зависело. Мама хотела отправиться в Саратовскую область, где у нее были родственники, но мы не могли выбирать направление движения. Для этого нужно было бы на какой-нибудь станции покинуть вагон. Но тогда не было бы надежды найти другое средство передвижения. Мы подчинялись тем, кто определял, куда еще можно передвинуть наш состав с беженцами. Не буду описывать путешествие в товарном вагоне, с бесконечными остановками на полустанках, с беготней на станциях за кипятком. Я ничего этого не видел. Мне было достаточно, что рядом со мной мама и Натан.
Но все, в конце концов, заканчивается. На какой-то станции на Алтае всех беженцев высадили из вагонов и начали предлагать места для расселения. Мама выбрала поселок Белокуриха. Не потому, что это был курорт, – я не уверен, что до войны там тоже был курорт, – а потому, что ей по ее документам сразу же пообещали работу почти по специальности – директором маленькой столовой. Во время войны – это просто мечта. Это означает, по крайней мере, что дети всегда будут сыты. Мама согласилась, не раздумывая.
А потом началось бесконечное ожидание хоть какой-нибудь весточки от папы. В конце 1944 года он через своих родителей узнал наш адрес, и прислал свой офицерский аттестат. Я не знаю точно, что это означает, по нему мы могли получать его зарплату и какие-то льготы. Но все это было ерунда по сравнению с самим фактом, что он жив. А потом кончилась война, и мы начали ожидать возвращения домой.
В мае 1945 года папа сообщил нам, что его полк передислоцируется в Николаевскую область, и мы поехали на Украину. А потом вместе с полком переехали в Воронежскую область, где полк расформировали, машины отправили «под пресс» в Архангельск, для отправки металлолома в США, военнообязанную молодежь отправили на Дальний Восток, а папу демобилизовали
Житомир
После демобилизации перед папой стоял вопрос, куда возвращаться? В полностью разрушенный Сталинград или в Житомир, где имеются родственники. Папе предлагали даже Москву. Мама была за Сталинград, но папа решил – в Житомир. Он всегда хотел, чтобы все собрались вместе. Первые воспоминания о Житомире – мы живем в каком-то каменном или