плод
лишь мёртвых
не влечёт,
и змей чешуйчатым
ручьём течёт.
Луна в скобках
От закрытой скобки, скобки золотистой
вырастает месяц, тоненький и чистый.
месяц постепенно, медленно полнеет,
небо в полнолунье к полночи светлеет.
А у полной, круглой, золотой луны
лунка затемнеет с правой стороны.
Всё растёт щербинка, что поделать с ней,
небо с каждой ночью всё темней, темней.
Лишь открытой скобкой, скобкой золотистой
снова светит месяц, тоненький и чистый.
Видение
Временами она,
оставаясь одна,
облачалась в одежды
из прохладного льна,
и мечтой потаённой
упоённо полна,
неизбывным волнением
утомлена,
наливала в бокал
молодого вина
и пила, не пьянея,
до хрустального дна,
и тяжёлых волос
золотая волна
черепаховым гребнем
не была стеснена.
А в полночном проёме,
в полукруге окна,
наблюдала влюблёно
налитая луна.
Но ревнивым туманом
седым создана,
наползала, дымясь
и клубясь, пелена,
и от взгляда луны
закрывала она,
как спадали одежды
из прохладного льна.
Земные сны
Прекрасны, легки и нежны,
возвышенны, просветлены…
И ночь застегнула свой плащ
алмазной застёжкой луны.
Здоровы, крепки и верны,
спокойны, чисты и вольны…
И ночь застегнула свой плащ
янтарной застёжкой луны.
Тревожны и воспалены,
бессвязны, тяжки и больны…
И ночь застегнула свой плащ
латунной застёжкой луны…
Латунно, янтарно, алмазно —
как сны, непонятно и разно
свеченье бессонной луны.
Жалость
Стекло жалею
за его непрочность,
и ангела —
за непорочность,
и дьявола —
за нелюбовь к нему,
а золото
жалеть я не умею,
и бриллиантов
твердь я не жалею —
неодолимым
жалость ни к чему.
Брильянтов прошлое
Богиня плакала,
и слёзы светлых глаз
в подземный ад
горящий проникали,
и там из них
алмазы возникали —
в них свет божественный
и ада зло доныне…
Но отчего же
плакалось Богине?
Разорванное ожерелье
Жемчужных бус моих порвалась нить,
что