на принципах музыкальной пропорциональности: отношения между семью небесными сферами равны отношениям, выражающим музыкальные интервалы. «Тот является музыкантом, – учил «последний римлянин», – кто приобщился к музыкальной науке, руководствуясь точными суждениями разума, посредством умозаключений, а не через исполнение…».
Конечно, постижение семи свободных искусств теми, кто посвятил себя служению Богу, было не самоцелью: оно лишь подводило ученика к восприятию высшей для клирика мудрости, заключенной в теологии. Поэтому, штудируя искусства, Герберт усиленно изучал в монастырской библиотеке Жития святых и патристику (труды отцов церкви). А в пятнадцать лет, приняв монашеский чин, и сам начал переписывать рукописи в скриптории – монастырской мастерской письма (рис. 1–2).
Так в учебе, молитвах и трудах провел Герберт в монастыре почти полтора десятка лет. Это были, наверное, самые счастливые годы его жизни. Аббат монастыря Гаральд покровительствовал одаренному юноше и был для него скорее другом, чем суровым наставником. Поэтому в критических ситуациях (а в них Герберт нередко оказывался в дальнейшем), он мысленно или письменно обращался за советом к настоятелю: «Я не знаю ничего лучшего из того, что Божество дало смертным, чем друзья. Счастлив день, счастлив час, когда мне было дозволено узнать человека, одно лишь воспоминание о котором заставляет меня забыть обо всех моих горестях. Если бы я мог чаще видеть его, я был бы намного счастливее. Сейчас … положение мое достаточно высокое. Но слепая судьба, которая правит миром, бросает меня в глубокую тьму, направляя мой путь из одной крайности в другую. Лицо моего друга остается запечатленным в сердце моем. И я говорю, что этот друг – мой господин и отец Гаральд, чей совет был бы для меня всем и вся».
Повезло Герберту и со схоластиком – братом Раймундом, «человеком высокого происхождения и весьма образованным». Ему, видимо, удалось счастливо избежать внутреннего конфликта в восприятии религиозной и классической (языческой, с точки зрения богословов) литературы, конфликта, терзавшего многие умы Средневековья. Сторонники аскетического течения, зародившегося в знаменитом бургундском монастыре Клюни и направленного на всяческое очищение монастырской жизни, считали изучение римских классиков делом богопротивным. Так, св. Одон Клюнийский (ок.878–942) называл Вергилия «прекрасным сосудом, наполненным отвратительными змеями». Раймунд же, по словам Герберта, «излучал двойной свет религии и науки». Будучи человеком глубоко религиозным, он сумел привить своим ученикам уважение и любовь к знаменитым латинянам, и эта любовь не оставляла Герберта в течение всей жизни. «Если я и обладаю некоторыми знаниями, – писал он через много лет монастырской братии, – то после Бога я обязан этим Раймунду в большей степени, чем кому-либо другому». Но насколько высок был уровень знаний, полученных за годы учебы Гербертом?
В Средние века, как никогда в века иные, этот уровень зависел от многих субъективных факторов: учености и педагогического мастерства схоластиков,