Хочу немного размять крылья и поохотиться.
Я поморщилась и осторожно ушла от заманчивого предложения:
– Как бы не опозорить род своей неуклюжестью.
А сама заволновалась. Проехаться верхом очень хотелось и память Ежении не подведет, но одно дело знать как, другое – уметь. И все же я решилась, кивнула и направилась к конюшням.
– О, храбрейшая! – подначил меня этот несносный мальчишка.
На Земле я прожила двадцать один год, старше Ежении всего на год, но шестнадцатилетнего Рейтиша воспринимала именно мальчишкой. Хотя уже сейчас он выше меня ростом, крепче и однозначно сильнее. Однако чувство снисходительного возрастного превосходства и покровительственного отношения исходило откуда-то изнутри. И мне почему-то казалось, не от меня самой, а кого-то другого, живущего где-то на краю моего сознания загадочной отдельной личностью.
Впервые уловив это чужое присутствие в своем сознании, я испугалась, что это душа Ежении и может настать момент, когда она вернется и потребует свое тело обратно. Но тот мысленный полет, который мы совершили в день, когда я очнулась, притормозил панику, толкнул обратиться мысленно и душой к этому второму «Я». И оказалось, моя догадка верна. Это была та сова, что подарила мне надежду завоевать когда-нибудь небеса и ощутить счастье полета. Мечта об этом стала вторым крепчайшим крючком, который скрепил мою душу с Хартаном. К тому же именно моя, теперь уже любимейшая вторая половинка, подсказала, точнее, мыслеобразами подтвердила и мою вторую догадку: душа Ежении ушла на перерождение. Только темное, поглотившее ее пятно, буквально вытолкнувшее из физического тела, я так и не смогла интерпретировать. Зато осознала, что только поэтому я смогла занять чужую физическую оболочку, точнее разделить ее с новой соседкой – совой. Как бы это сказочно и бредово не звучало.
Третьим крючочком стала Артемия, внешне юная хрупкая девушка, не старше меня, тем более мы и внешне с ней оказались очень похожи, хотя ей было уже пятьдесят лет. Но для тех, кто живет до двухсот, она еще слишком молодая. С мужем Артемия познакомилась, когда ездила к школьным подругам в Далим, после чего на долгие годы обосновалась в Ирмунде. Несмотря на то, что Артемия покинула Фир перед самым моим рождением и из-за службы мужа редко бывала в родных краях, она относилась ко мне с таким теплом и заботой, что я впервые в жизни ощутила пусть не материнскую любовь, но родственную, тетушкину точно. Даже этого оказалось достаточно для сироты в том и этом мире, чтобы меньше, чем за неделю, проникнуться обожанием и стремлением угодить сердечной женщине.
И от этого мне было стыдно и неловко, что я никак не могла так же безоговорочно принять ее сына, Рейтиша. В память слишком хорошо врезалось его перепуганное лицо у края лестницы и тот мощный, какой-то вымораживающий нутро толчок в спину, отправивший меня в смертельный полет. И все же при всех сомнениях и вывертах мироздания я питала доверие к нему. Иррациональное, не мое, а почти навязанное то ли памятью