хотя было уже далеко за полночь. Она опасалась, что Рагнора не позволит внучке зайти к ней, но все же надеялась. Загасив лучину и велев Нориме спать, княгиня тайком то поглядывала в оконце, то выходила наружу и ждала: не послышится ли скрип отворяемых ворот.
И ждала не она одна. В избе самой Рагноры горел огонек, а Сверкер даже чаще, чем жена, выходил и прохаживался перед дверью. Он ждал мать, очень желая услышать, что ответили ей духи.
Когда бабка и внучка в сопровождении челяди наконец воротились, Рагнора сделала Ведоме знак не входить вслед за ней. Мать и сын ушли в избу, а Ведома, очень этим довольная, побежала к Гостиславе.
– Ну, что? – шепотом спросила княгиня, у дверей взяв ее за руку.
Прияна и Норима спали, и княгиня не стала зажигать огня. Задвинув заслонку на оконце, она усадила старшую дочь рядом с собой.
– Она сказала только, что за ладожского жениха мне не идти, – шепнула Ведома. – И еще про лиходеев тех с волока сказала на обратном пути. Что, дескать, ей старый Хринг велел сделать руническую дощечку с проклятьем и вложить в руку Биргира. И он, стало быть, как на тот свет пойдет, проклятье с собой унесет, оно и сбудется.
– Она не сказала, кто те лиходеи?
– Мне – нет. Отцу скажет, если знает.
– Я тоже кое-что знаю, – совсем тихо прошептала Гостислава. – Я говорила с Ведьмой-раганой.
Ведома кивнула в темноте: она и не сомневалась.
– И… ты ведь не узнала ее? – спросила мать.
– А я могла?
– Ты видела ее, только редко и давно. Это… невестка моя, Ростишина вдова, Еглута.
– Ростиша? Кто это?
– Это мой братанич двоюродный. У деда Станиши, Станислава Велеборовича, был еще сын Велеслав, твоего деда младший брат. У него сын – Станила, в честь деда нареченный. А Ростиша – его сын. Велеславова ветвь нашу на целое поколение обогнала, и Ростиша мне был племянник, а по годам почти ровесник. И у них с Еглутой был сын старший… не вспомнила, как звали. – Гостислава покачала головой. – Когда… варяги наши на Ольшанский городец пошли, Еглута пыталась с мальцом убежать. Села в челн и погребла прочь. Потом опрокинулась. Люди видели. Думали, они утонули оба. А теперь вон она объявляется! Живая, по всему судя. И знаешь, она мне намекала… – Гостислава сжала руку дочери, – что есть у рода нашего еще один росток живой. Что сможет Велеборовичей возродить и прежнюю силу им вернуть. Я не сразу и поняла, а потом догадалась: видать, сын ее тоже жив. И она даже хотела… говорила, что если ты за него выйдешь…
– Выйду? – удивилась Ведома. – Он же мне родич…
– Я сочла. До деда Станислава если считать, вы с ним будете родня в седьмом колене. Жениться можно. Но ты сама понимаешь – отец скорее убьет тебя, чем такое позволит. Он если и узнает, что Велеборовичей не под самый корень извел… и вот я думаю… – Гостислава помолчала, пытаясь собрать в кучу перепутанные мысли и догадки. – Не зря ведь она столько лет пряталась, а тут сама тебе и мне на глаза показалась, склонять к чему-то начала… Не он ли, сын ее, с