изменения сами по себе нейтральны. Это люди характеризуют их как хорошие или плохие. Всё зависит от того, как мы относимся к переменам в жизни.
Как же мы можем использовать это? Празднуйте изменения! Радуйтесь, что живёте в эпоху перемен! Всё привычное так или иначе закончится. Всё плохое, что кажется жутким сегодня, скоро пройдёт, а всё хорошее – останется в нашей памяти, если мы научимся этим наслаждаться.
И пусть нами движут только хорошие аффирмации, выстраиваются добропорядочные коммуникации, а общество подвергнется модернизации, гуманизации, интеллектуализации, консолидации.
Пусть ветер вновь поменяет направление!
Тогда Человечество наконец достигнет всеобщей цивилизации.
И пусть обойдут нас всех стороной инсинуации, а главное, деменция и творческая импотенция!
Так получилось…
Изгоями не рождаются, это точно! Все приходят в этот мир одинаково маленькими, кричащими и беззащитными.
А откуда же тогда берутся непонятые и отвергнутые?
Я много лет проработала в школе и встречала таких детей. Не часто. И слава Богу! Скорее всего то, что сейчас называют буллингом, раньше более тщательно скрывалось и оставалось невидимым для глаз взрослых.
Наташа из моего класса была изгоем. Даже сейчас спустя много лет я не могу объяснить, почему.
Она всегда была одна. Невзрачная девчонка с короткой стрижкой, неопрятно одетая, с вечными цыпками на руках. Боязливая, как воробей. Старающаяся быть незаметной и оттого крадущаяся.
Сейчас мне легко это объяснить: мать воспитывала её одна, работала днями и ночами, чтобы прокормить дочь и парализованную мать. Отопления в квартирах тогда не было, потому что ТЭЦ кто-то приватизировал, но не смог как следует наладить работу. И тогда город, стоящий на пластах каменного угля, остался замерзать. Электричество давали веерно. Многие спасались печками-буржуйками. Возле них грелись, на них варили еду.
Вы можете подумать, что это эпизод времён Великой Отечественной войны.
Нет, дорогие мои! Всё это было совсем недавно. В лихие 90-е.
Сейчас мне легко это объяснить. А тогда? Тогда дела никому не было до девчонки со светлыми слипшимися от грязи волосами, с которой никто не хотел дружить, потому что её одежда была измазана сажей, а кожа на руках потрескалась от холода.
Она часто оставалась в моём кабинете после уроков и копошилась где-нибудь в уголочке. Что-то перебирала на полках, вытирала пыль, поливала цветочные горшки, в которых от растений остались одни корешки. Но она делала это ежедневно в надежде, что они оклемаются, если их поливать. Я не отговаривала. У меня самой руки сводило от холода, пока я проверяла тетради. И всё внутри тоже вымерзло и отупело от безысходности, неизвестности и вечного холода.
Иногда она выныривала из своего укрытия со стаканом горячего чая в руках. Перед этим вытаскивала из портфеля какие-то пакетики,