словах она вынула один из шариков и притянула к своему плоскому животу голову Андрея. И прижала ее ухом к своему «рыжему сердечку». А Филин… Он, повинуясь каким-то неведомым чувствам, закрыл глаза и… Услышал… Шарик внутри Ланы пел!
И это уже было выше человеческого понимания…
А дальше… Дальше Лана уложила на кушетку «поверженного» Филина и «подоила» его во второй раз…
8 ноября 1995 г. Больница «Шаар а-Эмек».[17]
г. Афула. Израиль…
Огромный «Mercedes SEL 600» мчался по встречной полосе магистрали, отчаянно гудя клаксоном и мигая фарами встречным автомобилям. Мужчина, сидевший за рулем этого «парохода» и так отчаянно ведший его к цели, был миллионером, известным всему Израилю, благо 70 процентов всех грузопассажирских перевозок этой маленькой страны принадлежало именно ему. Имя Орен Лейбович было действительно Имя…
А на шикарной белой коже заднего сиденья этого лимузина, в полукоматозном состоянии, окровавленный, практически без лица, со сломанными ребрами и ногами, сидел Андрей… Именно сидел!.. Ему было хреново. Если честно, то так хреново в последний раз ему было почти пять лет назад, тогда, в январе 1991-го, когда он на своем БТРе подорвался на противотанковом фугасе уже в самом конце тяжелейшего рейда по скалам Карабаха. Хотя, если уж быть до конца честным, как раз в тот-то момент ему было хорошо – эйфория от состояния полета. Хреново ему было позже, когда Филин, удивляя всех своих эскулапов, вышел из четырехдневной комы после тяжелейшей контузии и ощутил, что половина костей его организма переломана[18]… Примерно то же самое состояние он испытывал и сейчас. По горячке он еще не понял того, насколько плохи его дела, а потому, будучи в сознании, пытался на этом «диване» сидеть, изгваздав при этом шикарную белую кожу лимузина своей кровью…
– Хаке, хаке, мотык шели! Од кама дакот баим ле хэдэр миюн! Игие бэсэдэр! Аколь игие бэсэдэр! Аль тидаг[19]!.. – Хотя перепуганным был как раз именно он, его хозяин, Орен Лейбович…
…Тогда, 25 апреля 1995 года, Филин, спустившийся с борта трамвайчика со всей своей семьей, повинуясь накатившему на него внезапно мощному желанию обернуться, бросил прощальный взгляд на это большое белоснежное пассажирское судно…
«Шостакович» стоял кормой к пирсу, откинув на него свою заднюю аппарель, давая возможность новоприбывшим «израильтянам» выгрузить из огромных недр свое барахлишко, «нажитое тяжелым, непосильным трудом»… Суета. Муравейник людской. Трудились абсолютно все, а особенно команда трамвайчика, стараясь как можно скорее «очистить» судно… Делом были заняты абсолютно все. Кроме…
На корме, опираясь на перила прогулочной палубы, стояла Лана…
У Андрея за те годы, которые он прожил на войнах, выработался устойчивый рефлекс разведчика-диверсанта – он всегда чувствовал на себе взгляд. Даже если его разглядывали через оптический прицел… Вот и сейчас… Он обернулся резко, точно зная, вернее, чувствуя, откуда