и немало поднаторев в ближнем и рукопашном бою, увернулся. Сработала с годами выработанная за боевую жизнь смекалка и завидная реакция. Он кувыркнулся на пол и, ещё не видя противника, наугад выстрелил из револьвера, выпустив сразу четыре пули.
В ответ тоже стреляли. Позади Гусева раздались стоны. Второго его товарища так же подстрелили. Несколько пуль клюнули пол рядом с ним и просвистели над головой. Гусев перекатился, тут же прицелился и дважды выстрелил снова. Один из чужаков повалился на пол. Патронов в барабане больше не было, и он тут же, не раздумывая, бросился в рукопашную, прыгнув на оставшегося невредимым противника. В бешенном, отчаянном броске Гусев выбил у здоровяка нацеленный ему в живот пистолет, повалил его на кровать и, сам тяжело дыша, принялся ожесточённо бороться с врагом, пытаясь посильнее ударить и придушить его.
Противник был явно сильнее, – Скайльс отобрал таких тяжеловесов и силачей, чтобы сработали наверняка, – и вскоре силы стали оставлять Гусева. Видя, что сейчас наступит конец, Гусев изловчился, пару раз огрел врага по голове кулаком, высвободился, схватил с тумбы тяжёлую настольную лампу и несколько раз изо всех сил, что ещё у него остались, опустил её на голову врага.
В каюте стало темно. Лампочка разбилась.
Гусев бросился назад, к товарищу, корчившемуся со стонами на полу каюты, подхватил его тяжёлое тело, взвалил на плечо, подобрал револьвер и потащил раненного в коридор.
На корабле оставаться было нельзя. Гусев был раскрыт и теперь мирно прибыть в Америку ему бы уже не дали. Да и неизвестно было, сколько ещё шпионов на пароходе. Мысли его теперь устремились к гидроплану, закреплённому на корме судна. Надо было срочно взлетать.
С трудом подняв раненного по лестнице, Гусев оказался на палубе, пробрался до кормы и только здесь, положив напарника, бывшего уже без сознания, на возвышение, стал перезаряжать наган.
На корабле, между тем, начался изрядный переполох. Многие пассажиры слышали среди ночи перестрелку и, не на шутку обеспокоенные побоищем на мирном пароходе, подняли на ноги всю команду лайнера. Вооружённые матросы тут же нашли в каюте, откуда раздавалась стрельба, троих. Один из них, порядком оглушённый, пытался прийти в себя. Двое других не подавали уже признаков жизни.
Капитан распорядился обыскать весь корабль, и теперь команда сновала по коридорам и палубам парохода, готовая в любой момент открыть пальбу.
***
Гусев с трудом затащил раненного в кабину самолёта и теперь лихорадочно готовил гидроплан к взлёту. На счастье, по корабельному уставу он был заправлен и снаряжён. Гусев освободил самолёт от креплений и теперь сквозь штормовой мрак разглядывал в отсветах качающихся палубных фонарей приборы и рычаги, определяя их назначение и соображая, как взлетать.
Прошло несколько минут, прежде чем, наспех разобравшись с управлением гидроплана, Гусев выскочил из самолёта и бросился к поворотному крану, чтобы развернуть в сторону борта взлётный выстрел-трамплин. Он сделал это и уже забирался обратно в