скорее в качестве свидетеля происходивших событий и только реагировала на нападения. Уже два дня в столице шли волнения и на ее улицах появлялись армейские части. Тем не менее даже среди командования по-прежнему не было решительности и единства во взглядах относительно того, как их следует использовать. Командование считало, что появления войск будет достаточно для успокоения, и решило воздерживаться от применения оружия42.
Одним из проявлений этой нерешительности было то, что информация о событиях в Петрограде, получаемая в Могилеве, была крайне сбивчивой и неточной. 25 февраля (10 марта) Хабалов известил Алексеева телеграммой о том, что в столице началась забастовка, вызванная недостатком хлеба, и что в столкновениях с демонстрантами принимают участие войска, не употребляющие пока что оружия. «В подавлении беспорядков, – сообщал командующий Петроградским военным округом, – кроме петроградского гарнизона, принимают участие пять эскадронов 9 запасного кавалерийского полка из Красного Села, сотня лейб-гвардии сводно-казачьего полка из Павловска, и вызвано в Петроград пять эскадронов гвардейского запасного кавалерийского полка»43. В штабе Хабалова в это время все были спокойны и уверены как в войсках, так и в правильности выбранного поведения44.
Между тем положение было сложным, и оно ухудшалось с каждым часом. Приехавший 25 февраля (10 марта) с Северного фронта в Петроград генерал А. П. Будберг с удивлением обратил внимание на то, что на вокзале и улицах отсутствовали представители власти: были лишь наряды запасных нижних чинов гвардейских полков. Вид и поведение солдат напомнили генералу пережитые им дни волнений во Владивостоке в 1906 г. Будберг немедленно направился в штаб гвардии и предложил немедленно приступить к выводу ненадежных гвардейских запасных частей и заменить их вызванной с фронта кавалерией. Чебыкин проигнорировал это предупреждение: он по-прежнему не ожидал серьезных проблем от своих подчиненных45.
Сомнений у командования запасные части еще не вызывали46. Зато их поведение на улицах порождало надежды у революционеров. Уже начинали проявляться последствия нерешительности командиров и, как следствие, бездействия слабых в кадровом отношении подразделений. Армия уже не была единой и перестала восприниматься сторонниками революции односложно. «Я вспоминал атмосферу Московского восстания 1905 года, – отмечал Суханов. – Все штатское население чувствовало себя единым лагерем, сплоченным против военно-полицейского врага. Незнакомые прохожие заговаривали друг с другом, спрашивая и рассказывая о новостях, столкновениях и о диверсиях противника. Но замечалось и то, чего не было в Московском восстании: стена между двумя лагерями – населением и властью – не казалась такой несокрушимой: между ними чувствовалась диффузия. Это увеличивало возбуждение и вливало в массы подобие энтузиазма. Прокламации Хабалова срывались со стен совершенно открыто. Городовые-одиночки вдруг исчезли с постов. Заводы встали.