от злости.
– Тебя не было уже несколько часов. Я переживал, вдруг случилось что–то.
– Что со мной может случится в стенах вашего монастыря? Не ты ли говорил, что это самое безопасное место в столице? – как же раздражает его наглость!
– Да, говорил, но, когда ты рядом со мной, я спокоен, – он медленно повернул голову в мою сторону. Его взгляд был уставший и поникший, волосы растрепаны, а широкие жёлтые штаны и хлопковая рубашка – помяты.
– И все же, мог бы постучаться, прежде чем вламываться в комнату, – мой пыл немного угас, стоило взглянуть в его голубые глаза. Они словно кричали мне: «Все хорошо, верь мне».
– Я стучал, но никто не ответил, поэтому вошёл, – его хитрый взгляд обвел все очертания моего тела под легкой рубашкой, – Прости, я не хотел смущать тебя! Буду ждать на первом этаже, но имей в виду, если снова пропадешь, я вломлюсь в эту комнату ещё раз.
С этими словами он открыл скрипучую дверь и удалился. В спальне стало тихо, лишь бешеный стук моего сердца нарушал тишину. Стоило увидеть его лицо или услышать его голос, как сердце начинало биться чаще, ладони потели, а мысли путались.
Что со мной не так?
Я тряхнула головой, прогоняя образ Астэра из моей головы. Подойдя к прикроватному столику, где лежал поднос с завтраком, я обнаружила, что овсяная каша остыла и превратилась в лепешку, горячий клюквенный морс стал холодным, и только монастырская лепешка осталась неизменной. Я схватила булку и начала жевать, пытаясь унять звуки кричащего живота.
Суховато. В ход пошел холодный морс. На вкус оказался чудесный – несладкий и в меру кислый. Даже холодный, он утолил жажду и согрел мое тело.
На кашу времени не оставалось. Я подошла к небольшому деревянному комоду, дверцы которого скрипели, стоило только дотронуться до них. Открыв последние полки, я нашла нижнее белье из грубого хлопка. Затем в верхних ящиках обнаружила золотистое платье из батиста с тонкой хлопковой подкладкой белого цвета. Платье, конечно, красивое, струящееся, но не по сезону. Я отложила его и начала копаться дальше. В ящике остались лишь тряпки, непригодные к носке. С досадой я стукнула по деревянным дверцам, отчего они со скрипом закрылись. Делать нечего, придется наряжаться. Прежде чем стянуть с себя мокрую рубашку, осмотрелась по сторонам. В комнате я была одна.
Мокрые волосы коснулись моей голой спины, а холодные капли воды начали стекать ниже, оставляя после себя неприятное ощущение. Я смахнула рукой остатки влаги и начала натягивать нижнее белье, затем и золотое платье.
Закончив с этим, я села на табурет напротив зеркала и обомлела.
В отражении я увидела совершенно другого человека. Мои чёрные, как смоль, волосы стали золотистыми, словно жидкое золото, и струились по плечам и спине. Темно-карие глаза теперь сияли янтарным блеском, а бледная кожа приобрела медный оттенок, словно я провела всю жизнь на солнце, и последних десяти лет рабства даже не было. Образ дополняли медовые веснушки возле носа. Неизменным остались лишь мои высокие скулы, короткий нос, худощавое