ночную столицу. Самолет поднимался все выше, и стали различимы пятна электрических озер – это были города-спутники и поселки, окружающие великий город. Потом все заволокло мглою. «Ту-104» пробивал облака. А когда поднялся выше их, то сквозь иллюминаторы в затемненный салон пробился свет немеркнущего заката.
Светящиеся таблички «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ» и «НЕ КУРИТЬ» погасли. Наши соседи мгновенно освободились от ремней, достали импортные сигареты «Camel» с верблюдом на пачке и задымили. Хорошо, что дымок потянулся куда-то вверх. Видать, там были вытяжка. По салону двинулись бортпроводницы с подносами, нагруженными стаканами с напитками. Я взял Наде томатный сок, а себе – коньячок. Парни напротив – тоже. Они посмотрели на меня прозрачно-синими прибалтийскими глазами, в которых не было ни искорки дружелюбия.
Ничего, парни, потерпите. Ваше время еще не пришло. Я, советский гражданин, лечу в советский город Ригу – столицу советской же Латвии. И придется вам мне пока улыбаться. Ну, не вам, так другим – официантам, гостиничным администраторам, горничным и прочим. Я тоже отстегнул ремень безопасности, поднялся и направился к знаменитому барду. Мне лишь хотелось с ним поздороваться, а вовсе не навязывать свое общество. А еще больше мне хотелось его предупредить о жарком лете 1980-го, олимпийского года.
Да вот только что я мог ему сказать? Не пейте, Владимир Семенович, не употребляйте дурь? Глупо! Это не подействует. В лучшем случае, он примет меня за сумасшедшего, а в худшем – за сотрудника КГБ. Сейчас многие помешаны на стукачах – вернее – сексотах, они же секретные сотрудники, потому что не знают, чего на самом деле следует бояться. Так что – никаких предупреждений. Просто поздороваюсь и пожелаю счастливого пути, куда бы он сейчас ни направлялся.
Со стаканчиком наперевес я приблизился к кумиру нескольких поколений советских людей, наклонился и сказал тихо:
– Здравствуйте, Владимир Семенович!
Он удивленно на меня воззрился и ответил также негромко:
– Здравствуйте!
Его знаменитую хрипотцу нельзя было спутать ни с чем другим. Я поднял стаканчик с коньяком и произнес:
– Большое спасибо вам за ваше творчество! Берегите себя!
Мимо как раз проходила бортпроводница с опустошенным подносом, на котором ютился единственный стаканчик. Высоцкий взял его и ответил:
– Благодарю, товарищ!.. Постараюсь!
Чокнувшись, мы выпили с ним, и я ретировался. Я прекрасно понимал, что для великого человека это лишь мимолетный эпизод, о котором он забудет раньше, чем самолет коснется бетонки в рижском аэропорту. А вот для меня эта встреча имела значение. Замысел нового, главного романа моей жизни выкристаллизовывался в моей голове. В нем я должен осмыслить эту эпоху так, как это не сможет сделать ни один из современных писателей. Потому что все они погружены в поток времени и не ведают, что ждет их за поворотом.
А я – ведаю! Единственный не только из поэтов и писателей всего мира,