Садись.
Она без слов выполнила все, застыв изваянием.
– Тебе можно есть все, но понемногу. Не увлекайся – желудок еще ослаблен.
Настя кивнула, но к еде не прикоснулась.
– Что-то не так? Не нравится еда? – не понял ее поведения.
Он подняла на меня растерянный взгляд.
– Н-нравится.
– Тогда почему не ешь?
– Сейчас? Пока ты не поел?
Как сдержался, сам не понял. На глаза словно пелена красная упала. Что ж за суки-то ее держали! Мрази!
Не нужно было пояснений, откуда ноги росли. Сжал зубы, глубоко вдохнув, пытаясь взять эмоции под контроль.
– Ты можешь есть так, как тебе удобно. И как захочешь. Единственное ограничение – немного. Только потому что иначе может стать плохо. Все. Дальше ты решай сама что и как.
Она посмотрела на меня с недоверием, потом перевела взгляд на стол, и я четко увидел, как она сглотнула, как во взгляде отразился настоящий голод.
И таким мудаком я себя почувствовал… Лечил ее ссадин? Дурак! Ее душу надо лечить. Поломанную психику!
Я сделал вид, что полностью занят едой. И лишь краем глаза наблюдал за гостьей. Та не сразу, но все таки взяла ложку в руку. Очень осторожно, медленно стала есть. она была так напряжена, будто в любой момент была готова сбежать.
– Спасибо, – наконец сказала она, когда я уже устал притворяться. – Можно, я уйду?
– Куда? – слишком резко спросил я. Настя тут же побледнела и дернулась.
– Н-наверх.
– А, да, конечно. Иди.
Она ушла, а я сидел как идиот корил себя за несдержанность. Чего, спрашивается, гаркнул так?
Убрав на кухне, пошел к себе. Надо было проверить запасы лекарств и решить что делать с Настей дальше. Хотя одна только мысль, что она уедет куда-то, мне не нравилась. Не понимал почему, но за эти дни привык, что дома кто-то был. Пусть и не покидая свою комнату…
– 4 -
С того дня я стала ежедневно спускаться вниз, чтобы поесть. Три раза в день.
Франц разрешил мне гулять по дому, но я не рисковала. С каждым днем я чувствовала себя все лучше. И ждала.
Ждала, что мужчина покажет свое истинное лицо. Начнет требовать плату за свою доброту. Чем? Конечно же, телом. Больше у меня ничего не было.
Но ничего не происходило. Он был так же холодно-равнодушен. И в то же время внимателен. Пару раз я из-за своей неуклюжести разбила посуду. Но мужчина отреагировал довольно сдержанно.
– Не страшно, – сказал он. – Иди в комнату.
И все.
Раньше меня бы за это… Впрочем, это было в прошлом. Я училась жить по-новому. Не дергаться от каждого звука, не ожидать в любой момент тычка или оплеухи.
– Верни вилку, – сказал Франц в один из вечеров.
– Какую вилку? – спросила, похолодев.
– Которую забрала вчера с собой.
Это было правдой. После очередного осмотра синяков мужчина заявил, что почти все прошло. И для меня это означало только одно – раз я в порядке, то либо он меня выставит за дверь, либо решит пользоваться сам. Пусть я и не замечала подобный интерес в его