всякой ерунды, это очень плохо. А если так делает учитель – все нормально, детям нужна дисциплина, а как же еще. Бред. Ну, это я сейчас понимаю. Тогда мы думали, что это нормально, когда учитель рвет тетрадь, если ты написал не на той строчке. Вообще, если творится не пойми что, а все ведут себя, как будто всё в порядке, ты начинаешь думать, что это с тобой что-то не так. Хорошо, что хоть потом всё становится на свои места. А тогда бабушка вздыхала, качала головой, но перевести меня в другой класс не решалась. И потом, я не просилась в другой класс, я же с Настей вместе хотела. И с Кириллом, если уж честно.
Я так привыкла отсекать мысли о Кирилле, что даже воспоминания о детстве укорачиваю и обрезаю. Не могу поверить, что мы, скорее всего, больше не увидимся. В школе его не будет, а где еще я могу его встретить? Я теперь живу так далеко. Да, я верю, что когда-нибудь вернусь туда, где прожила пятнадцать лет. Но кто знает, будет ли в этом смысл? Если быть честной, уже сейчас в этом нет смысла. Если бы я его вдруг случайно встретила… Мне страшно так думать, но в глубине души я чувствую, что теперь слишком поздно. Мне некого в этом винить, это был мой собственный выбор. Как всегда. Всё дерьмо в моей жизни создаю я сама.
Постепенно начинают подходить наши, то есть мой новый класс, гуманитарный. После девятого у нас мало кто ушел, пришло несколько совсем новеньких и кое-кто перешел из параллельного. Сейчас я думаю: может, всё-таки стоило уйти после девятого? В любой колледж, какая разница. Я сделала, как хотела бабушка – для нее это было важно. Не исключено, что это была ошибка.
Стараюсь не искать глазами Настю, но это получается как-то само собой. На классный час она не пришла, а я хочу ее увидеть, хочу посмотреть, как она будет себя вести. Пусть она подойдет поздороваться, как ни в чем не бывало. И тогда я ей всё скажу. Бабушка говорила: «Учись прощать, Женя. Не научишься – обиды всю жизнь тебя есть будут». Это она говорила не про Настю, конечно, – про Алену. Про Настю она ничего не знала. Теперь обида ест меня. Она ест меня почти три месяца и сожрала всё, что было во мне мягкого и доброго, осталось только злое и твердое. А мне нормально, мне так только легче.
Когда Настя наконец появляется, она и не думает подходить. Мне достается вежливый кивок, а она тут же начинает весело болтать с Ариной. Она так громко щебечет, что, наверное, вся школа слышит, как здорово они вчера погуляли. Какая же она дура… Во мне закипает злость, и я сжимаю кулак так, чтобы ногти кололи кожу. Тупая…
Первый урок – русский, его ведет Вера Николаевна, теперь она наша классная. Она довольно молодая и раньше уже вела у нас уроки. Она и тогда ни фига не справлялась с нашим классом, и теперь тоже. И нормального русского у нас, похоже, теперь не будет, потому что вдобавок ко всему урок начинается со всяких организационных вопросов, как она это называет. Верочка занимается тем, что рассаживает всех по местам. Она реально думает, что в десятом классе все будут сидеть, где посадят? Конечно, нет, разве что на ее уроках. Я молюсь, чтобы она не вздумала посадить меня с Настей –