вида Гоша начал хмурить брови, губами пару раз произнёс – «пидарюга и паскуда». И всё. Вернул лист, на котором синим по – белому было изложено рядовым Петруниным следующее: "Москвич избил Кешу, нанося побои кулаками в область почек, печени и грудной клетки. Отчего рядовой Кеша резво (избитый вусмерть) рванул из казармы, перепрыгнул (!?) двухметровый забор и скрылся в неизвестном направлении с территории в/ч 45149 (это реальный номер). В чём рядовой Петруха божится и в дальнейшем готов подтвердить всё на очной ставке!" Вот так! Гоша заулыбался. Потом с коротким смешком бросил:
– Бред. Зачем это ему, я не понимаю. Вы, товарищ старший лейтенант, можете опросить втайне всю молодёжь батальона, и я уверяю Вас, каждый из них скажет только одно: "москвич никогда и никого не то, что не бил, он даже не давал для постирушек свою форму. Что у него принцип – не бить никого."
Старлей криво усмехнулся:
– Показания рядового Петрунина идут вразрез с вашими словами. Ну ничего. Сейчас пойдёте в камеру, подумаете. Выводной!
Показалось хитрое лицо Чёрта.
– Увести!
Гоша встал и вышел из кабинета.
Чёрт с Гошей вошли в камеру. Петруха не смотрел в их сторону. Гоша спросил:
– Слышь, ты, гнида, на хера ты наврал прокурорскому? Какая выгода? Говори, падла, чтобы все слышали.
Лось удивлённо переводил взгляд с Чёрта на Гошу, а потом на Петруху. Петруха, так же сидя и пряча лицо хрипло произнёс:
– Ты же знаешь, я в дисбате год пробыл. А этот мне сказал, что если я на тебя настучу, то меня оставят в покое. А если я не скажу то, что мне приказано, то меня опять, но уже с тобой, туда отправят. Это замполит ещё ему в кабинете нашёптывал. Мол, этот москвич его уже задолбал окончательно и пора бы его определить в дисбат.
Гоша подошёл к Петрухе. Тот весь сжался. Гоша произнёс:
– Никто тебя даже пальцем здесь не тронет. Смысл? Ведь тогда сто процентов я буду виноват. Так что, сиди, чмо, и исходи говном. А то, что тебе наплели и ты поверил, так ты полный мудак, что написал это. Тебя использовали, чтобы от меня избавиться. А теперь, тормоз, подумай о том, как ты будешь жить среди нас до осени. До дембеля. Ты ж с нами уйдёшь.
Гоша плюнул Петрухе под ноги и отошёл. Потом посмотрел на Чёрта:
– Толик. Соседняя свободна ведь? Отведи эту падаль туда. Боюсь, Лосяра не выдержит. Прибьёт гниду и загремит не на шутку. А ему домой надо. Его лес заждался.
Сам Сохатый сидел с окаменевшим лицом. Только желваки играли. Кулаки он сжал и был похож на пружину, которая сейчас вдруг как разожмётся… Лось ненавидел несправедливость.
Чёрт пнул Петруху:
– Вставай, вражина. Топай до другхий камеры. Не дывы на мэнэ. Бо пришибу тоби, падлюку.
Петруха встал и с опущенной головой, бочком, вышел за дверь. Лось посмотрел вопросительно. Гоша ему всё подробно рассказал. Под конец повествования, Лось встал. Лицо у него было…, ну как у полководца перед решающей битвой. Он медленно произнёс:
– Что