из нас, первоходов – то есть новичков в тюремном деле – никогда не видел до этого, что заключенный в тюрьме может вести себя так нахраписто и беспардонно. Может не выходить на проверку, не вставать по утрам, часами орать во всю глотку пока тебе не принесут требуемое. Потом я увидела, все бывалые преступники примерно так себя и ведут. Так называемые второходы. Рецидивисты. Те, кто в изоляции уже не первый раз. Они внаглую игнорируют правила. И сотрудники это принимают… Понимают, что тем терять нечего, и принимают все их закидоны.
Леван смотрел телевизор по ночам – причем на полной громкости, так как был глуховат. Нам же это не разрешалось. Да, нам иногда удавалось договориться с дежурами оставить телевизор до одиннадцати или до двенадцати. Но это происходило крайне редко и только по определенным поводам. А у Левана ящик не выключался сутками…
Также Леван умудрился пронести в свою камеру мобильник – получил через адвоката, который ходил к нему почти каждый день. Но в тот же день его запалили – пришли с обыском и тут же изъяли телефон. И Леван устроил форменную истерику, начав орать и крушить камеру. Тогда его отвели в карцер на 15 суток.
Но поскольку карцерные гуляли с нами же, в соседних двориках, нам удалось услышать все подробности про его изъятый телефон. Леван изумлялся, как так сотрудники быстро вычислили, что в его камере находится мобильник? Ведь до этого момента его вообще не обыскивали. А тут пришли, как только он начал звонить и говорить. Моментально! И он сделал вывод, что в камерах спецблока стоит прослушка. Которая и засекла его мобильник. Мы после этой новости сначала немного напряглись – неужели нас и правда слушают? Но потом махнули рукой. Пусть слушают, если хотят. Все наши разговоры в основном были бабско-бытовыми, и если нас, и правда, кто слушал, то огромное им сочувствие!
Впервые я увидела, как выглядит Леван в то время, когда он сидел в карцере. Нас вели мимо карцерных камер на прогулку. Стояли адская жара и духота, и дверь в карцер была распахнута настежь – Леван как-то добился этого послабления. Голый по пояс, с узким грузинским лицом, с небольшой бородой, очень молодой на вид, он сидел на откидном сиденье и читал газету. Увидев нас, чуть не выскочил из камеры. Заулыбался, закидал приветствиями. Но нас очень быстро увели наверх, во дворики.
После карцера Леван стал вести себя потише. Меньше кричал, почти не ругался с сотрудниками. Мы почти его не слышали. У него начались суды и выезды, и он уже, видимо, настроился на дальнюю дорогу…
Фаина с самого начала рассказала Левану о своем деле, о своей связи с Эльдаром Векуа. Леван сообщил, что да, пересекался с таким по «профсоюзным» делам. И Фаина стала для него как бы «своей». «Сестрой». Он стал относиться к ней именно как к сестре – очень уважительно. Тогда как со всеми остальными обитательницами спецблока отчаянно флиртовал. Со всеми, кого мог увидеть хоть вполглаза.
Пока он сидел в карцере, туда в соседнюю камеру привели заключенную из общего корпуса. Ее называли