подождать пару секунд. Я сейчас доложу.
И девочка, обходя полуготовые скульптуры, заспешила к дверям салона, откуда доносился звонкий голос Китти.
Она замерла на секунду, увидев вошедшую горничную.
– Что случилось, Мицци?
– Пришла фрау фон Хагеманн…
Китти сразу же облегченно вздохнула.
– Какое счастье, сейчас у меня будет группа поддержки! – прозвучал голос Китти. – Лиза тонкая натура, и конечно же она будет на моей стороне.
Элизабет тем временем находилась не в лучшем расположении духа: присутствие золовки испортило ей настроение. Мари ужасно изменилась, и не к лучшему, а на семью у нее вообще много недель подряд не находилось времени, так почему же именно сейчас ей вдруг понадобилось прийти?
«Увы, – подумала Элизабет, стараясь изо всех сил изобразить приветливую улыбку. – Они спорят, а я должна играть роль третейского судьи».
– Прекрасно! – воскликнула она и на секунду остановилась у раскрытой двери. – Мари вернулась к нам из своего сурового затворничества. Я очень рада. Надеюсь, вы сейчас не собираетесь вступать в спор?
Они удобно устроились в креслах, которые Китти разыскала в каких-то дорогих антикварных магазинах и пристроила к другим, очень странным на вкус Элизабет, предметам мебели. Два стула в стиле Людовика XV с позолоченной резьбой стояли рядом с еще одним – английским, из древесины вишневого дерева с изящно изогнутыми подлокотниками. Кроме того, здесь стояли и мексиканское плетеное кресло, своей широкой спинкой напоминающее трон, и довольно шаткое кресло-качалка, плетенное из тростника. Но жемчужиной всей этой коллекции была кушетка Рекамье, обтянутая темно-красным бархатом, на которую Китти водрузила множество разноцветных шелковых подушек.
– Да мы не спорим, Элизабет, – сказала Мари, сидевшая в одном из небольших французских кресел и державшая в руке письмо.
– Нет, мы не спорим, – энергично поддержала ее Китти. – Как тебе вообще это могло прийти в голову, Лиза? Просто кое в чем мы немножко расходимся. Вот и все. Мари, как всегда, осторожничает и хочет удержать меня от одной глупости, которая может меня скомпрометировать. Тебе чай или кофе, Лиза? Ах, ну конечно, кофе, ты же известная кофеманка. Мицци? Мицци! Боже мой, ну где же эта девчонка? Ах, ну вот и ты.
На маленьком инкрустированном столе стоял русский чайный сервиз, а также в тон ему вазочка, доверху наполненная разными лакомствами, которые так любила Китти: ванильным и сливочным печеньем, а также ромовыми шариками. В комнате стоял приятный аромат английского чая, сделанного из смеси нескольких сортов.
Элизабет, не доверявшая античным креслам, отодвинув изящные подушки, села на кушетку Рекамье. Однако как же взволнована Китти! Или ей показалось? Собственно говоря, Китти всегда была довольно экзальтированной особой, но сейчас на ее непривычно бледном лице на щеках проступили красные пятна, да и сама она – в ее-то интересном положении – зачем-то уселась в нелепое клесло-качалку.
– Мицци очень понятливая