на пограничном контроле, потом еще доставали переноску Жени из камеры особых грузов, потому что комната была одна и ключ к ней был один, а работник с ключом был на обеде, а когда вернулся, долго отказывался пускать Женю с Пашей внутрь, потому что мало ли кто они такие, эти странные русские, свалившиеся как снег на голову в количествах, не виданных даже здесь.
Паша же бормотал, что нет, на самолет они все равно должны были успеть. И все-таки самолета не было, и теперь нужно было искать офис компании, название которой – как выяснилось – никто никогда не слышал. Как будто ее никогда и не существовало. Или она – компания – умерла, разложилась, не дав Паше и двум Женям границы пересечь, и теперь ее призрак обирает пассажиров, крадет их время, словно часовщик из сказки, чтобы потом улететь со своей добычей.
Девушка на стойке информации с нехитрым мейком, который должен скрыть ранние морщины, пытается выглядеть сочувствующей – и Жене ее жаль, потому что та хочет скрыть свою усталость и старается улыбаться. Возможно, она когда-то помогала такому же вот бедовому Паше, а потом устроилась работать в аэропорт. И теперь направляет таких вот бедовых персонажей, как Паша и двое Жень, по аэропортовой розе ветров. Налево пойдешь – туалет найдешь, направо пойдешь – «Старбакс» найдешь, прямо пойдешь – смерть свою найдешь. В этом духе. Но Паша распаляется, и Женя уже ждет, что он ударит кулаком – да, конечно, он ударит кулаком по стойке. Она видит его красные пальцы и вспоминает моменты, когда эти пальцы были – какими? Аккуратно проходящими над ее волосами, да, именно так, не касаясь, словно у нее не волосы – змеи. Она еще тогда прыснула и сказала ему, что она не Медуза Горгона, не укусит и в камень не обратит. Он сказал, что та начиталась своего Куна. Она сказала, что ее интересует не Кун, а похожее слово из тех же букв. Дальше – туман.
Ну а вот теперь она видит эти краснеющие пальцы, собирающиеся в кулак, и все тогдашнее ей кажется случившимся не с ними. Как, впрочем, и многое другое.
Но удара не происходит, из аэропорта их никто не выведет, и в конце концов балансирующий на грани взрыва Паша добивается номера окошка, где должен сидеть оператор авиакомпании. Девушка на стойке о ней слышала – практически будто о полузабытой легенде. Летучий голландец версии 2020-х. У компании всего два рейса в день, и оба – в Черногорию. В Черногории – Будва. Будва как Анапа из Жениного детства: солнце, густой соленый пот, от которого никак не избавиться, цветастые палатки с пережаренными пирожками, китайскими игрушками и плавками на резинке и громкая музыка до пяти утра. Желтое на синем, цвета сезона. В Будве у Паши работа, а у Жени – попытка слезть с кетамина.
– Я иду за билетами на «Турецкие линии», – говорит Паша.
– У нас нет денег, – говорит Женя.
– У тебя же есть, – немного обиженно говорит Паша.
Женя вспыхивает.
– Мы говорили об этом, Паша.
– Ну у тебя зарплата когда была, десять дней назад? Тебе жалко, что ли?
– Паш, ты же знаешь, что я трачу почти все на… Почему бы тебе не попросить у родителей?
– Нет, –