обусловлены последствиями такого отождествления с божеством.
Возьмем в качестве примера психологию ребенка в первые пять лет его жизни. С одной стороны, это время новизны восприятия и реагирования, ребенок непосредственно соприкасается с архетипическими проявлениями жизни. Это стадия подлинной поэзии, когда в каждом самом обычном событии таятся величественные, пугающие трансперсональные (межличностные) силы. Но, с другой стороны, ребенок способен вести себя как эгоистическое, жестокое и алчное животное. Фрейд описывал состояние детства как полиморфную перверсию. Это довольно жесткое описание, но по меньшей мере отчасти оно справедливо. Детство невинно, но оно и безответственно. Поэтому детство характеризуется не только неоднозначностью тесной связи с архетипической психикой и ее сверхличностной энергией, но и бессознательным отождествлением и нереалистической соотнесенностью с ней.
У детей, как и у первобытной личности, эго отождествляется с архетипической психикой и внешним миром. У первобытных людей отсутствует различие между внутренним и внешним. Первобытные люди привлекают цивилизованное сознание своей связью с природой и гармонической включенностью в жизненный процесс. Но в то же время первобытные люди являются дикарями, они подвержены тем же ошибкам инфляции, что и дети. Образ первозданной личности вызывает чувство острой тоски у современного человека, отчужденного от истоков смысла жизни. Этим объясняется привлекательность концепции «благородного дикаря» у Руссо и в более поздних работах, отражающих ностальгию современного сознания по утраченной мистической связи с природой.
Это одна сторона, но существует и другая, негативная. Реальная жизнь первобытного человека связана с грязью, она унизительна и проникнута чувством страха. Мы и на мгновение не захотели бы оказаться в такой реальности. Так что предметом нашей ностальгии является символический первобытный человек, а не реальный.
Оглядываясь на наши психологические истоки, мы обнаруживаем в них двойственный смысл: во-первых, мы видим в них состояние блаженства, цельности, единства с природой и богами; во-вторых, по нашим сознательным, человеческим меркам, соотнесенным с пространственно-временной реальностью, наши психологические истоки отражают состояние инфляции: безответственности, необузданной похоти, высокомерия и грубой чувственности. Для взрослого человека основная проблема заключается в том, как достигнуть единства с природой и богами, с которых начинается жизнь ребенка, без того, чтобы впасть в инфляцию отождествления с ними.
Такая постановка вопроса справедлива и для проблемы воспитания детей. Каким образом можно эффективно помочь ребенку освободиться от состояния инфляции и сформировать реалистическое представление о мире и ответственное отношение к нему, сохраняя при этом живую связь с архетипической психикой, которая необходима, чтобы сделать его личность сильной и жизнерадостной? Проблема состоит в том, чтобы сохранить целостность оси эго – Самость, растворяя при этом отождествление эго с Самостью. Этот вопрос лежит в основе всех споров