прошлом, связанном с бабушкой. Я так искренне рассказывал, что заново пережил угасшие уже эмоции. Глаза стали мокрыми. Она успокаивала меня. Вытирала слезы на моем лице. Эта ситуация должна была выглядеть диаметрально противоположным образом. Однако О. все равно почувствовала, что не одинока – рядом человек, который ее понимает.
О. пошла к декану, чтобы решить вопрос с пропуском занятий. Я ее сопровождал. Встал в паре метров, чтобы послушать их разговор. О. показала свидетельство о смерти матери. Затем спросила, можно ли исправить в ведомостях посещения занятий обычную неявку на уважительную причину отсутствия. Декан ответила, что если нет больничного, то разговаривать не о чем.
– Где документ, что ты должна была осуществлять уход? Можно много придумать. Итак, хорошо отдохнула. Больше не надо меня отвлекать. В следующий раз решай вопросы через старосту, – надменным голосом произнесла она.
О. была в растерянности. Я повел ее выпить кофе.
– Отдохнула? Как у нее совести хватило такое сказать? Разве можно оскорблять человека, который только потерял маму? – О. повторяла это, словно забыла, что говорит вслух.
На лекции по философии она неожиданно расплакалась. Не громко, но заметно. Слезы стекали прямо на тетрадь. Ручка разрывала мягкие пятна на страницах. Преподаватель объявил пятиминутный перерыв, попросил ее подойти к нему. Выслушав О., сказал, что она в любое время может рассчитывать на его помощь, и отпустил ее с занятия.
Каждый вечер я проводил с ней. Мы сидели в коридоре на полу у самого окна и наблюдали за огнями бесконечного потока машин. Я рассказывал, как сейчас хожу на курсы немецкого языка дважды в неделю, за которые мне пришлось отдать трехмесячную зарплату. Иначе не сдал бы экзамен по иностранному языку. Поведал о моей поездке с отцом. О том, что снова снимаю фильм. Первый она совсем не поняла, но была рада, что я занимаюсь любимым делом.
О. жила напротив комнаты Жени. Как-то та выходила и увидела нас. Легкая улыбка скользнула на ее лице. Затем она отвернулась и быстро ушла в коридор. Что означало ее движение губ, для меня осталось тайной, сравнимой с загадкой чувств Моны Лизы.
В холле ходили люди. Слышались обрывки чьих-то радостных возгласов. А мы с О. за прозрачным тюлем каждый вечер говорили обо всем, что приходило в голову.
– Порой у меня складывается ощущение, что на самом деле время лишь выдумка физиков. Я признаю, что есть стрелка, которая замеряет промежутки, но она не создает новое измерение. Время не может быть прошлым или будущим. Оно всегда одно – то, что сейчас. Пространство постоянно изменяется, как река, что течет не останавливаясь. Я чувствую одновременно все это течение. События, которые я пережил, всегда остаются со мной. Я могу в них снова погружаться. Ты понимаешь?
– Если честно, то нет.
Это и вправду звучало непонятно. Я чувствовал, что бурлящие эмоции всей жизни сконцентрировались в переломном моменте. Все чаше стал возвращаться к себе в комнату за полночь. Ж. сказал: «Похоже, у тебя наметились серьезные отношения».
4