из телеги, имел куда менее благородный вид, нежели его скотина.
Сутулый и сухопарый мужичонка в засаленной телогрейке прятал лицо, испещренное угрями, под приплюснутой кепкой.
Да еще к тому же имел уголовное прошлое (а быть может, и настоящее), о чем свидетельствовали не только синие наколки на его пальцах, но и тот особенный жаргон, на котором он разговаривал.
Подобные речевые обороты, конечно, не могут не покоробить степенью невежества своего, но вовсе исключить из повествования речь урки – значит лишить рассказ немалой доли достоверности, потому уж простите непутевого мужика, который больше чем за полвека жизни своей не научился разговаривать с людьми иначе, нежели: «Паскудники окаянные, куда черт несет под копыта!!! Забодай вас комар!!!» Друзья поспешили объяснить мужику, куда нес их черт, первым диалог начал вооруженный старлей:
– Слезай с телеги!!! Лошадь конфискуется, я – участковый!
– Чё ты базлаешь??? Жало прикуси, козёл легавый!!! Ствол убери!!! Опусти, говорю, «свисток» и срыгни отсюда, пока я тебя не мочканул!!!
– Ты чё сказал, подонок! Да я…
Тут Сейф почуял беду, отнял у Кулька ружье, несмотря на его хилые попытки оставить оружие при себе, и произнес, обращаясь к мужику на телеге:
– Отец, отец! Ты не серчай! Нам в деревню надо, в Верхние Кислицы, подбрось, мы заплатим по приезде! Застряли мы здесь… Понимаешь… Ну, напали на нас… Понимаешь? Помоги, будь другом!
– Ладно, запрыгивай в телегу, фраерок! Куда! Куда! Мента не возьму! У меня Сорока не железная, всякий мусор возить отказывается!!!
От таких оскорблений Сеня разразился матерной бранью в адрес обидчика, тот, наверное, пустил бы лошадь в галоп, но Житин по-прежнему стоял у нее на пути, с трудом угомонив Кулька, он опять обратился к владельцу гужевого транспорта:
– Нет! Нет! Как же он один тут, он мужик хороший, ну просто, понимаешь, стресс у него… Ну как тебе объяснить, шок, короче, помрет он тут один, а ты вот, на возьми, часы… Они, правда, не идут, но стоят больше тысячи долларов, золотые! Ну, правда, золотые! Бери, бери, это в рублях где-то тысяч тридцать пять…
– Ладно, бери и дружка своего, хрен с тобой! Друзья забрались в брычку, полную, мешков припорошенных грязной соломой, чем они были наполнены не известно, но мешков было не мало. Сейф сел рядом с вожжевым, а Кулёк, устроился, за их спинами и притих, толи потому, что знал, что, более ценных вещей не имеется и в случае, если мужик захочет его высадить, то подкупить его снова будет не чем, а Житин – дурак, не позволит завладеть лошадью силой, то ли просто потому, что смертельно устал, в любом случае старший лейтенант не принимал участье в беседе, которая завязалась меж попутчиком и Житиным:
– А быстрее нельзя?
– Нет! Бошки растрясем!
– Какие бошки? Здесь ночью опасно, будет лучше, если лошадь пустить в галоп!
– Ты не бухти, Вася, нет мазы Сороку мою запылять, не ссы, всё в ажуре!
– Быстрее бы… Светает уж почти…
– Да…