попугай оказался в доме Кьяры, подруги Симоны, где под тем же пледом провёл очередную ночь без снов.
Окно в город
Рассвет ещё только занимался, когда привычную для Марчелло чёрную пустоту дрёмы разрушило пробуждение. Он открыл глаза, но ничего не увидел: клетка по-прежнему была накрыта. В мыслях попугая мелькнуло воспоминание о вчерашнем дне: лицо Симоны, украшенное счастливой улыбкой, рокот автомобиля, стук каблуков по лестнице и голос Кьяры. Лишённое необходимой образности, всё это казалось разрозненным, сложенным нескладно и без смысла.
Хохлясь от умственного напряжения, Марчелло попытался представить, чем могло быть происходившее, как вдруг услышал то, что заставило его отбросить все мысли.
Где-то в стороне, будто снизу, отражённая эхом прозвенела птичья трель. Какаду замер. Протяжное, еле ощутимое чувство тоски скользнуло по его душе и смолкло. Трель прозвучала вновь, коротко и чуть тише, словно обращенная в другую сторону, а спустя миг, трижды присвистнув, разлилась долгим звонким переливом.
Сердце Марчелло затрепетало от накатившей на него волны из грусти и радости. Широко раскрыв глаза, какаду смотрел сквозь темноту скрывающего его пледа и сумрак ночи, ещё не уступивших рассвету. Он смотрел туда, откуда звучала эта прекрасная песня, в настежь распахнутое окно, которого не видел.
В нём, в квадрате неограниченной свободы, несдерживаемый пределами стен двигался воздух. Несущий влажный запах молодой листвы и утренних цветов, он вольно входил в комнату и растекался по ней, касаясь скрытых в тени картин, мебели, ваз, потолочной люстры и оставленной на подоконнике наполовину пустой кофейной чашки.
Марчелло не знал о его присутствии, но ощущал сочащийся сквозь нити пледа аромат, окрашенный в тон июньских трав и вчерашнего кофе. Не закрывая глаз, не двигаясь, всецело внимая запаху и звуку, какаду мысленно вплетал их один в другой и всё более углублял взгляд в темноту, где оттого рождались цветные расплывчатые пятна, кольца и дуги, выплывающие откуда-то из одной точки и летящие на него оттуда, мерцая и вздрагивая. Он не хотел понимать происходящего, но наслаждался им, где-то внутри ожидая, что оно вот-вот раскроет себя, и поэтому не нарушал его невидимого движения, стараясь даже самому себе казаться неприсутствующим.
Скрытый мраком ход времени был незаметен попугаю. Но солнце уже появилось на горизонте, и его свет уже менял цвета неба и спящего под ним города. Выдавливая темноту, он неспешно полз по уличным дорогам, кирпичным стенам домов и решётчатым ставням окон и наливал сочностью ярких красок травы, листву деревьев и клумбы. Достигнув незапертого окна комнаты, где стояла клетка Марчелло, солнечный свет впрыснул в неё широкий рассеянный луч, и тот, озарив плед, заставил его светиться изнутри.
Попугай вздрогнул. Только сейчас он понял, что птичий голос смолк, а воздух потеплел и, изменив свой запах, стал сладким