скажет сын: «Как долго папы
Все нет и нет. Устал я ждать!»
«Он обязательно вернется,
Пора уж спать, мой дорогой»…
В ответ сынишка улыбнется
Под теплой маминой рукой,
И сон невидимо коснется
Его ресниц, неся покой.
Она вздохнет:
Ах, где ж наш папа?
И я уже не в силах ждать…
И долго слезы будут капать
В тиши на детскую кровать…
—
Достойнейшие наших дней
Погибли в муках на дне моря
И стало в жизни больше горя
Среди оставшихся людей.
Коль Бог все ведает и знает,
Почто Он это допускает?
Не знаю я, что здесь сказать,
Но продолжаю веровать…
Мы всплыли вверх – нам показалось странно
Так близко снова видеть светлый мир,
Костер зари над берегом туманным,
Идущий в гавань портовой буксир…
А лодка шла, последний створ минуя,
Поход окончен, и фарватер чист.
И в этот миг гармонику губную
Поднес к сухим губам своим радист…
Мечтал вернуться из похода.
Увы, им всем не повезло –
Свинцовые сомкнулись воды,
И лодка рухнула на дно.
Разбилась ли она о камни,
Зарылась в ил или песок,
Неведомо, но очень славный
Служил на лодке той народ.
Их лодка намертво сдружила –
Стотонной тяжести вода
Тела матросские сдавила,
Похоронив их навсегда…
Ветер волны тяжелые в сумерках гонит,
Сотни тысяч людей поглотил океан.
Он в шторма о погибших участливо стонет,
Будто хочет спросить – хорошо ли им там?
Но никто не ответит. Глубокие воды
Не пропустят ни звука сквозь толщу свою,
Над телами сомкнулись тяжелые своды
И кромешная тьма в этом мрачном краю.
Ну а как же их души?
– Они, к счастью, успели
Вознестись из подводного царства наверх,
И, побывши в холодной, придонной купели,
Ныне молятся Богу ночами за всех…
Все время плакать невозможно –
Хожу, работаю, шучу,
Но временами острая тоска
Хватает так меня за горло,
Что я чуть в голос не кричу –
Что никогда уж не увижу,
Что никогда не обниму,
И никогда уж не услышу,
И ничего не расскажу…
А в час ночной или вечерний,
Когда прилягу я усталый,
Мне видятся немые тени
И так его мне не хватает,
И так сжимает горе грудь…
Тоска, тоска, не продохнуть…
Тяжел мой крест теперь вдвойне,
В ответе я за весь наш род,
Я жив еще, а он – на дне
Под толщей беспросветных вод…
– Мы