центральноевропейская идея продолжала жить.
Трудно не согласиться с венгерским публицистом Д. Конрадом в том, что «центральноевропейскую идею нельзя считать простой мечтой, ведь особенность этого явления состоит в том, что многие центральноевропейцы нуждаются в этой идее»53. Рассуждая о духовности и культурной общности центральноевропейцев, еще более обстоятельно выразил отношение жителей этого региона чешский писатель М. Кундера. Он определил этот регион в качестве «зоны малых наций, находящихся между Германией и Россией», отмечая при этом, что «малая нация – это нация, существование которой висит на волоске, которая в любой момент может исчезнуть, и которая знает это». «Французы, русские и англичане не задают себе вопрос, уцелеет ли их нация, – писал Кундера. – Средняя Европа, отчизна малых наций, создала собственное мировоззрение, основанное на глубоком недоверии к истории… Нации же Средней Европы – не победительницы. Неотделимые от истории всей Европы и не могущие без нее жить, они – жертвы и аутсайдеры, стали словно оборотной стороной этой истории. Оригинальность и мудрость их культур вытекает из полного разочарования историческим опытом»54. При всем этом чех М. Кундера и немец К. Шлёгель считают Центральную Европу существующим культурным единством, «культурным домом» проживающих там народов. Последний в книге55, изданной в середине 1980-х годов, рассуждая о центральноевропейской культуре, её судьбе, серединном положении региона в Европе, даже не затронул вопрос о политическом единстве Центральной Европы. И это понятно, ведь такого единства не было. Кундера же под Центральной Европой фактически подразумывал лишь территорию бывшей Австро-Венгерской монархии, т. е. воспринимал её в узком смысле, считая, что центральноевропейские культурные достижения зародились именно в Вене, Праге, Будапеште и Варшаве, но никак не в Берлине. По его мнению, в условиях, когда страны Центральной Европы приобрели свою независимость, именно Австрия призвана и могла бы стать организующим началом, могущим снова собрать, удержать в едином «культурном доме» восточную часть Центральной Европы56.
Реагируя на позиции и культурологический подход Кундеры к центральноевропейской общности, венгерский философ Михай Вайда поставил под сомнение правомерность учета одного лишь вклада или роли «высокой культуры» при определении центральноевропейской принадлежности. «То, что делает Центральную Европу Центральной Европой это её промежуточное расположение между Востоком и Западом, это её культура в самом широком смысле слова, в культурно-антропологическом понимании, – пишет Вайда. – Конечно, описать эту культуру не легко: это и формы поведения, формы общения, взгляды, манеры, склад мышления, которые руками ухватить невозможно. И всё же, это поведенческая культура людей, по которой они взаимно узнают друг друга»57. Вайда отмечает также, что все эти черты связывающее